Глория Му - Вернуться по следам

– Ну, давайте, помогите мне, – приставал он к нам с Гешей, – как мне его выучить?

– Да не сепети ты, Паня, – говорил Геша, – вон Монблан – нормальный себе мерин, и Напалму это дело только на пользу пойдет.

– Ага-а, Гешечка, не мое – не жалко, да? Не дам коня уродовать! Тактик же слушается, хоть и жеребец, и Баядер тоже… А какой уж горячий! Глория! Ну ты-то – добрая душа, помоги!

– Так он же будет как собака, – дразнила я Пашку.

– Эх… Пусть уж как собака. Лишь бы целый.

Когда я стала примучивать Напалма, Бабай слова не сказал, но, видимо, для себя как-то этот факт отметил.

Мы с ним намаялись потом, с этим Бабаем, – никогда не знаешь, чего от него ждать. То спокойно все объясняет, а то смотрит молча, будто ты бумажная фигурка, которую он решил прожечь взглядом.

Сколько раз спрашивали новички (ну каждый по одному разу, если честно), на каком таком языке он разговаривает с лошадьми, а он посмотрит как горгулья и ответит так снисходительно: «На родном». И все.

Так мы и не узнали, кто он есть, Бабай наш. Дед мой говорил – цы́ган, Геша говорил – ичкер, много было версий: азербайджанец, аварец и даже румын, – но точно никто не знал.

Бабай теперь все время что-то мутил с лошадьми (дед мой ворчал: «Цы́ган есть цы́ган, чего ты хочешь?»). Часть наших продал, не тронул только «личный транспорт», старичков и крупных коней – Рубрику, Песенку и Монблана – и все время покупал новых. И вот когда пришла новая партия, голов шесть, Бабай сказал Геше:

– Поездите новеньких – ты и твоя сестра. Отберете тех, что нам подходят, да? Ваша работа теперь.

– У малóй опыту не хватает, – засомневался Геша.

– Достаточно, – заявил Бабай, – а чего не знает – тому научится.

И мы с Гешей стали берейторствовать. Отбирали коней харáктерных, сообразительных и отважных – вроде Зоськи. Лошади по большей части были заводские, едва объезженные, приходилось учить самым простым вещам. Но Бабай не хотел брать спортивных лошадей – дольше переучивать, так он говорил.

Для джигитовочной лошади важно несколько странное, даже противоречивое сочетание темперамента и здравого смысла. И вот этих резвых, хитрых, сильных тварей следовало обучить не только элементарным командам – смене аллюров, поворотам и другой ерунде, но и более сложным вещам – спокойно работать в толпе, не обращая внимания на шум и других лошадей, контакту с всадником. Лошадь должна спокойно реагировать на смещения центра тяжести во время трюка, но, в отличие от вольтижировочной лошади, спокойствие и невозмутимость – не основная предпочтительная черта джигитовочной. Джигитовочная лошадь не связана «по рукам и ногам», она идет свободно – по заданному маршруту или произвольно, чаще всего под простым казачьим седлом, трюки выполняются на кураже, так что главным для лошади остаются сообразительность, взаимодействие с седоком, быстрая реакция и чувство ритма.

После пары часов работы с такими партнерами я чувствовала себя так, будто верхом ездили на мне. Я уходила к Геше в каморку и минут сорок просто лежала тряпкой на полу – но охота пуще неволи, я с радостью работала больше, если бы не распроклятая школа.

А усталость что, чепуха. Я стала есть за десятерых, на радость маме, и научилась спать урывками, как собака, в любую свободную минуту.

Тех коней, что не подошли, Бабай снова продавал, а потом привозили новых, и так, пока не набрал эту свою дюжину, плюс купил еще четырех рысистых кобыл, здоровых, серых в яблоках, с широкими спинами.

Рысистые лошади не предназначены, в общем, для того, чтобы ездить на них верхом. Галоп и рысь у них крупные, тряские, всадник чувствует себя шейкером, в котором взбивают какой-то дьявольский коктейль, но мы с Гешей сделали то, что велел Бабай, – научили наших новых орловских девок ходить по кругу ноздря в ноздрю и чинно расходиться и сходиться парами по команде.

– Что за танцы, Омар Оскарович? – спросил Геша.

– Номер буду ставить этим белоглазым, – так он о близнецах говорил, – вольтиж на паре.

– Так взяли бы верховых…

– Ай, верховые – нервные, да? Пусть на этих коровах учатся, там посмотрим.

Благодаря Бабаю наша конюшня снова ожила. К нам стали приходить всякие шишки из городской управы, чиновники, ведающие детскими делами, и даже киношники – казалось, Бабай знаком со всеми и его все знают. Он сделал то, чего так долго не могла добиться Лиля, – нашел удачную концепцию, как сказали бы сейчас, обозвал нашу студию «Школа юных каскадеров» и узаконил наконец наши занятия вольтижировкой. Центральная киностудия взяла над нами шефство, и конкуром мы больше не занимались.