Алекс Тарн - Квазимодо

Хусам молчал, парализованный страхом.

«Эй, Ахмад, — позвал Абу-Нацер, не отводя глаз от Хусама. — Принеси-ка из дому ведро воды.»

Ахмад кивнул и растворился в темноте двора. Скрипнула дверь.

«Знаешь, зачем мне вода, Хусам? — все так же ласково спросил Абу-Нацер. — Умыться. Потом.»

Он ударил Хусама ножом в сердце как раз в промежутке между двумя последними словами. Хусам охнул, будто наступив на гвоздь, и качнулся назад. Но Абу-Нацер крепко держал его за плечо левой рукой, правой продолжая нажимать на нож, который и так уже по самую рукоятку утонул в хусамовой груди. Полузакрыв глаза, Абу-Нацер вслушивался в удивленное трепетание пораженного сердца там, на другом конце лезвия. Потом он наклонился вперед и крепко прижался щекою к щеке умирающего, всей кожей впитывая его смертную испарину, жадно вдыхая широко раздутыми ноздрями свежий запах смерти, пробивающийся сквозь газы, выходящие из вдруг расслабившегося кишечника. Чувство было острым и сильным, как первый оргазм после длительного воздержания.

«Потом… — прошептал Абу-Нацер на ухо трупу. — Не все умирают так чисто, как ты, Хусам. Чисто и быстро.»

Он еще продолжал нашептывать ему что-то, когда вернулся Ахмад с ведром и принялся аккуратно пристраивать его рядом, ища ровное место, чтоб не дай Бог, не расплескалась вода. Крестьяне берегут воду. Вдобавок к этому, он не хотел мешать конфиденциальной беседе Абу-Нацера с братом. Со стороны и в самом деле казалось, будто Абу-Нацер сообщает Хусаму что-то очень важное, не предназначенное для чужих ушей. Наконец Абу-Нацер глубоко вздохнул и поднял голову.

«Пес!» — сказал он негромко и оттолкнул от себя безжизненное тело.

Ахмад, приоткрыв рот, смотрел, как падает его брат, как падает то, что еще недавно было его братом, падает навзничь, неловко, на манер куклы, подогнув под спину руку, как, покатавшись по груди и запоздало дернувшись вперед-назад, стукается об землю тяжелым затылком хусамова голова с широко открытыми глазами и какой-то смущенной полуулыбкой. Он просто не мог оторваться от этого зрелища и продолжал смотреть… сначала смотреть, а потом изо всех сил коситься в сторону брата, даже тогда, когда Абу-Нацер сердито повторил свое «пес!», и двое его людей, выйдя из столбняка, схватили самого Ахмада, заломили руки и, повалив лицом вниз, засунули в рот грубую, раздирающую небо и язык, тряпку.

«Держите крепче, мать вашу!..» — сказал Абу-Нацер, вставая на ноги. Он снял футболку, заголившись по пояс и рассеянно провел ладонью по набухшим соскам. У-у-ух… подожди, то ли еще будет… Он подошел к телу Хусама и рывком вытащил нож. Рана хлюпнула и выбросила крохотный фонтанчик крови, запачкав пальцы. Абу-Нацер слизнул кровь и обернулся на Ахмада. Тот смотрел на него с земли расширенными зрачками, вывернув голову и кося глазами, как поверженная лошадь.

«Хочешь?.. — спросил его Абу-Нацер свистящим шепотом, показывая нож. — Знаю, хочешь… и я хочу. Ох, как хочу…»

Член его напряженно пульсировал в тесных джинсах.

Он лег на Ахмада сверху, прижавшись всем тазом к ягодицам, елозя голой грудью по мокрой от кисло-сладкого пота спине. Крепко ухватив Ахмада за лоб, он задрал ему вверх голову и широким жестом распорол горло от уха до уха, а потом еще минуту-другую лежал на умирающем, чувствуя, как горячая струя крови льется ему на руку, как всхлипывает, булькая, последнее дыхание, как мелко дергаются ноги, как замирает жизнь, уходя в пыльную, стосковавшуюся по влаге землю. Затем Абу-Нацер встал с трупа и еще раз ощупал свои напрягшиеся гениталии.

«У-у-ух… — подумал он, переводя дыхание. — Как же я сегодня своих баб порву… страшное дело… добраться бы поскорее. Ну ничего, с Зиядом мы быстро разберемся. На сегодня я уже зарядился.»

«Где вода?» — спросил он вслух, оглядываясь. Махмуд указал.

— «А Хамдан где?»

— «Да тут он, блюет…»

— «Ну пусть блюет… Только ты ему передай, чтобы низко не нагибался. Я сейчас в таком настроении, что ни одну задницу не пропущу.»

Полоща руки в ведре, Абу-Нацер привычно удивился — отчего это кровь так плохо смывается? Не иначе как хочет вернуться туда, откуда вышла, оттого и липнет так, льнет к человеческому телу…

«Вот скажи, Махмуд, — сказал он благодушно, стряхивая воду и натягивая футболку. — Почему я ему не сказал полотенце захватить? Мог бы ведь и вытереться, с удобствами? Ну?..»

«Нельзя, — мрачно отвечал Махмуд. — Полотенце — белое. Далеко ночью видно.»

«Вау! — восхитился Абу-Нацер. — Молодец!»