Евгений Попов - Тихоходная барка Надежда (Рассказы)

Вы? Не знаю, я не знаю. Я третий день в Ленинграде... Смотрели "Холстомера", видели рок-оперу грузинского производства "Альтернативы", слушал я ваш треп в общежитии. Забавные рожи в этом вашем "Сайгоне", и пиво в "Ольстере", да, и тихий фарцовый разговор, и как все ваши замолчали при моем появлении, а ты объяснил, что я, дескать, свой, "с Сибири". "Да ты что, дед, с ума сошел, с Сибири? Надо же!" - бессмысленно ерничали "ваши", и курение "травки", бар "Баку" с лиловыми коктейлями и оглушительной музыкой, куда вся публика торжественно шествует по Невскому в три часа дня, вызывая своей одеждой и повадками изумление и неодобрение у нас, провинциалов. А я ведь провинциал, и зачем мне это скрывать, мне это удобно. У меня медленные провинциальные привычки, жесты, и я ведь все-таки уже старею, как ни смешно, мне ведь уже под сорок, братец ты мой...

Как я ко всему этому отношусь? А никак. Ерунда все это, чушь. То есть, может быть, не ты ерунда, и не два-три твоих приятеля - они, наверное, и в самом деле талантливы, хотя я плохо в этом разбираюсь... Ерунда джинсовые двухсотрублевые безумия, "травка", "диски", разнузданное словесное щегольство, вся пена - смоется, схлынет, уйдет, на мой взгляд. А что останется? Я даже и не знаю, что останется. Не знаю, я тебе честно говорю, не знаю.

Ты помнишь, я тебе рассказывал про стилягу Жукова? Да нет, что за чушь, никакого отношения к маршалу. Одноклассник, помнишь, я тебе рассказывал, у нас в школе был пацан, одевающийся в самолично сшитые немыслимые одежды и распевающий на переменах тошнотворно-смехотворные строчки:

Литл спутник, бибиби.

Ты сияешь, словно доллар.

Ты - частица рок-н-ролла,

О литл, литл спутник!..

Смеешься? Ну и правильно. Так вот, стиляга Жуков поступил-таки в наш институт на лесоинженерный факультет. Почему поступил и почему на лесоинженерный? А потому, что по тем временам на ЛИФе, так его сокращенно называли, конкурса не было совсем, а в ходу была поговорка:

Лучше помереть от тифа,

Чем быть студентом ЛИФа.

Видишь ли, это сейчас новая романтика подобную модель приветствует и признает: тайга, лошадь, овцы, транзистор, простая, но умная женщина, Библия, чай, малиновое варенье на веранде, где дух сосновый и разноцветные стекла под жужжание ос и пчел. А тогда - ни-ни. Физика, и все тут. Никаких. Геология и физика. Кибернетика, космос и - точка.

Вот. Ну а Жукову, двоечнику, сам понимаешь - куда деваться? Двоечник-то двоечник, стиляга-то стиляга, а без диплома - что? Отброс общества, говаривал Жуков. Отброс общества я буду, чуваки, без дворянского диплома о высшем образовании, говорил он.

Ну, разумеется, вскоре же после поступления в институт его неоднократно обсуждали на различных комсомольских собраниях: кок, пиджак до колен, галстук с купальными девицами, корочки "на микропорочке". Слушали и постановляли: кок состричь, галстук снять, пиджак укоротить, на воскресники ходить. Галстук Жуков снимал, кок стриг, на воскресники ходил, а потом кок снова вырастал, и все начиналось сначала.

А у Жукова между тем, я тебе замечу, было любимейшее занятие стиляги. А именно - любил он в печальную минуту жизни пойти в кинотеатр "Октябрь" на последний сеанс и там, в густой толпе, высматривал он перед фильмом одинокую "клевую чувиху". Глаз с нее уже больше не спускал, "ложил глаз", а после кино подходил к ней и заводил на ночной улице деловой разговор: врал, звал, клялся, упрашивал, молил, заклинал. Частенько даже и получалось, иногда даже вызывалась по телефону и "подруга". Тогда ехали к Аркаше Барсукову "на хату", врубали "маг", закусывали черным хлебом и луком, гасили верхний свет...

Но однажды, однажды, как бы это тебе рассказать, однажды ночное приключение закончилось, если можно так выразиться, трагически, трагически закончилось ночное зимнее приключение Жукова. Высмотрел себе Жуков зимой, на сорокаградусном морозе, молчаливую полную девушку с сонным ртом и потащился за ней без шапки, уговаривая, аж до станции Пугач, где она, будучи студенткой, квартировала у старушки. Девушка в ответ на его остроты и намеки лишь редко смеялась, не разжимая губ, а, подойдя к дому, скрылась за стылым забором и его решительно к себе не пустила. Жуков ругнулся и вдруг с ужасом осознал ситуацию: без шапки, в "корочках", демисезонном пальто. Жуков тогда стал униженно ломиться и кричать, чтобы его пустили хоть погреться и что он никому ничего не сделает дурного. Любовь Жукова молчала, но зато отозвалась из-за ставен старушка. Она сказала, что сейчас выйдет и спустит на Жукова овчарку-кобеля. И овчарка-кобель в подтверждение ее слов злобно металась за высоким забором, и адский холод жег уши, щеки, руки, ноги несчастного.