Евгений Попов - Тихоходная барка Надежда (Рассказы)

Совершенно не хочу злобствовать, потому что я очень добрый человек, и поверьте, что я не глумлюсь над "шестидесятниками", я искренне уважаю их, хоть и имею на их счет свои представления. Я не хочу злобствовать, и я не стану говорить о дальнейшей жизни Ирины Аркадьевны после внезапной смерти знаменитого мужа, который вздумал доказать приятелю, что он, пятидесятилетний человек, свободно может плавать в ледяной волжской воде (г. Тутаев, весна 1969-го), не стану описывать ее увлечения, ее взаимоотношения с "творческой молодежью" (это вы и на моем примере видите!), не упомяну даже о ее "салоне", где считали, что Галич, конечно же, выше Высоцкого, а вот Аверинцев - это настолько уникальное явление, что он годится для любой системы и в этом смысле является непременно эталоном, хотя, естественно, по степени таланта он "тянет на гения", это не всякому дано, а эталон лишь потому, что хватит в самом деле кулаками махать, устали кулаки, ОНИ УСТАЛИ [4] Текст распространенной татуировки. , хватит - бетонную стену кулаками не прошибешь, нужно это шестиплоскостное пространство облагородить сыграть Мольера на строго французском языке, Генделем в стену садануть, авось и рассыплется стена от Генделя, от Мольера да от Ирины Аркадьевны, хватит махать кулаками... КОНЕЦ ИСТЕРИКИ. И мне хватит махать языком, раз уж взялся я описывать, как Ирина Аркадьевна возвращалась глубочайшей ночью одна домой и что с ней потом случилось, это, в конце концов, делает меня просто смешным - истерики на бумаге разводить, это непрофессионально даже, в конце концов. "В России все занимаются не своим делом", - сказал мне один француз. Цитата, наверное. У меня нет систематического гуманитарного образования. Меня не приняли в МГУ, Литинститут и ВГИК. И правильно сделали - будь у меня систематическое гуманитарное образование, я б такого понаписал!.. В МГУ - рабочего стажа не было, требовалось два года рабочего стажа, в Литинституте - не прошел творческий конкурс, несмотря на народную народность, во ВГИКе сочинил этюд про распивание самогонки председателем колхоза вкупе с бухгалтером, тишайшим Коленькой... Приняли было в Союз литераторов, да и оттуда недавно вычистили по не зависящим ни от кого обстоятельствам. Неправильно все это... Я бы мог послужить Отчизне, да мне не дают... И хватит хватит!.. Повторяю вам торжественно, тихо, мерно, скромно, что -

...Ирина Аркадьевна, сорока двух лет, со следами былой красоты на моложавом лице, частенько возвращалась в свою квартиру глубочайшей ночью, что было связано с ее профессий, заключавшейся в игре на домре-прима два в профессиональном оркестре народных инструментов. Хотя уродом ее никак нельзя было назвать, но была Ирина Аркадьевна собой нехороша - какая-то торговая была ее красота, и голова у нее была совершенно песья. Болезни сорокадвухлетнего возраста не коснулись Ирины Аркадьевны, она, выйдя из такси, ступала легко и свободно, а домру свою, кормилицу, домру-прима два, народный инструмент в кожаном футляре, ласково прижимала к боку. И не от такой уж большой любви, а оттого, что домра та была концертная, очень дорогая, домра стоила больших денег и обогащала Ирину Аркадьевну, а все остальное только разоряло ее и в идеалистическом, и в материалистическом понимании этого глагола.

Одолев четыре с половиной этажа, Ирина Аркадьевна запыхалась и остановилась подышать, коснувшись спиною облезлых лестничных перил. И тут же ее как электрическим током шибануло от облезлых лестничных перил: дверь в ее квартиру была открыта, и изнутри зияла квартира плотной, жуткой, бархатной, как сажа, чернотой. И кругом была темь. На улице темь была полная, ибо фонари в два часа ночи выключают, нечего по ночам шататься, а на лестнице было такое пятнадцатисвечовое лампочное свечение, что, казалось, при таком освещении Раскольников не только мог убить старуху, а просто обязан был это сделать. Ирина Аркадьевна, цепенея, прислушалась, и ей показалось, что в квартире что-то щелкнуло - позднее выяснилось, что это был холодильник. Ирина Аркадьевна молча застонала и, почти теряя сознание от страха, ссыпалась вниз по лестнице, причем ей еще и казалось вдобавок, что за ней кто-то бежит неслышными шагами.

— Такси, такси! - завопила она, нервно добежав до освещенного проспекта. Плюхнулась на заднее сиденье и

велела везти себя в 1274-е отделение милиции.

— Что-то случилось? - вежливо спросил ее шофер, круглолицый, с прической "ежик", вполне симпатичный

малый - раньше бы он ей обязательно понравился, этот "прагматический представитель нового поколения", а теперь она лишь ответила сухо: