Юрий Рогоза - Музыка для богатых

Он в упор посмотрел на Циммершлюза.

– Это же все-таки не партия колбасы и не подмосковная дача…

– Не то слово!.. – Марик воодушевленно облокотился на капот совсем рядом с лакированным кейсом с деньгами. – Намного круче! Дача что – продал, и нет ее! Колбаса – вообще сплошная морока… А с музыкой, я так понимаю, у тебя никаких проблем нет… Погоди, тебе ведь даже студия не нужна, верно? В эту штуку, наверное, кассета вставляется – и все дела…

– Мини-диск… Да, вставляется, – твердо ответил Никита и жадно допил бурхун-тэге. – Вот только я ничего туда вставлять не буду.

– Почему? – Марик смотрел на него с искренним недоумением.

– Как вы не понимаете? – вздохнул Никита. – Это же музыка… Торговать ею вразнос – все равно что снимать на видео самые интимные моменты жизни и продавать их на каждом углу…

– Ну, во-первых, многие именно этим по жизни занимаются и неплохо себя чувствуют… – пожал плечами Циммершлюз.

– Многие чужих детей воруют и неплохо себя чувствуют…

– Согласен, – кивнул Циммершлюз. – Но сейчас не о них речь. Я действительно чего-то не понимаю. Тебя послушать, так все – от Бетховена до «Биттлз», не говоря уже о разных там Киркоровых и Гребенщиковых, блядуют по углам за низкий прайс!..

Никита так не думал, но на всякий случай угрюмо промолчал.

– А самое потрясающее, – Марик поднял блеснувший под фонарем лакированный палец, – что полчаса назад ты зарабатывал на жизнь, исполняя в присутствии сотен людей потрясающе красивую музыку. Но при этом сделать ее достоянием миллионов для тебя – западло и нравственное преступление, я правильно понял?

Никита тяжело вздохнул. Бурхун-тэге уже действовал вовсю – мир, покрывшийся золотой пылью, казался красивым и добрым до слез.

– Я знаю, что вы сейчас скажете, Марик… Что великая музыка доступна людям лишь потому, что записана и издана, о литературе и говорить нечего…

– Да нет, я тебе другое скажу. Не будь идиотом, – еврей произнес это негромко, но так значимо, что Никита невольно поднял на него глаза. – Вот ты сегодня побыл среди множества очень богатых людей. Скажи честно – они показались тебе беззаботно-счастливыми?.. Можешь не отвечать, сам догадываюсь, что нет. Во всяком случае некоторые, обо всех не скажу – не знаю… Почему так? Можешь ответить?

– Нет, – растерялся Никита, вспомнив, что несколько часов назад, в баре, сам спросил себя о том же, просто потом начал думать совсем о другом, так и не найдя ответа.

– Дело в том, Никита, – Циммершлюз задумчиво скрестил руки и смотрел не на Никиту, а в пустоту прямо перед собой, – что этот «лучший из возможных миров» соткан из жадности, подлости, жестокого равнодушия и страданий. Причем это все он выдает бесплатно и в неограниченных количествах, сколько душе угодно. А вот добро, радость, любовь и спокойное достоинство у него приходится покупать.

– Как покупать?

– Как все. За деньги.

– Но тогда я не понимаю… – начал Никита, но Марик перебил его:

– Дослушай, ладно? Дело не только в количестве денег. Помнишь, при крепостном праве были барщина и оброк?

Никита неуверенно кивнул, вспомнив школьный учебник истории.

– С миром то же самое. Большинство людей ежедневно, как скот, вынуждены отбывать барщину. Это их унылые рожи плывут по эскалаторам метро, томятся в очередях супермаркетов…

– Я понял. Но те люди, которых мы видели в баре, они же в очередях точно не стоят…

– Еще как стоят! Только совсем в других. Они сами превратили свою жизнь в бесконечную барщину – добровольную, но самую нервную и изнурительную на свете… Чем больше они работают, тем невыполнимее становится норма. За этим мир следит строго… Но ты… – Марик вынул еще одну сигариллу, но прикуривать ее не стал, задумчиво спрятав обратно в пачку. – Ты – счастливчик, Никита. Ты можешь заплатить миру оброк и жить себе в свое удовольствие…

– Только потому, что я, грубо говоря, произвожу не колбасу, а музыку?

– Далась тебе эта колбаса… – поморщился Циммершлюз. – Нет, не поэтому. Вернее, не только поэтому. Просто человек, производящий колбасу, заработав пять миллионов, не откупается от мира, а тут же покупает еще один мясокомбинат, делая свою барщину еще невыносимее… Понимаешь?

– Понимаю, но… не совсем, – признался Никита. – А можно пример какой-нибудь? В смысле, того, кто откупился…

– Сколько угодно, – пожал плечами Марик. – Был такой писатель Набоков – может, ты слышал. Так вот он долгие годы жил в бедности и изнурительном труде, а потом написал неприличную книгу «Лолита», которую перевели на все языки мира, и больше никогда в жизни не работал. Снял пожизненно роскошный номер в дорогом отеле в Швейцарии, играл с детьми, бездельничал… А другой писатель, Сэлинджер, сразу, с первой книжки, стал звездой и заработал кучу денег. Так он вообще купил себе дом в захолустье и перестал общаться с людьми. Только с овчаркой контачил и старой негритянкой-уборщицей, которая приходила два раза в неделю…