Энтон Майрер - Однажды орел…

Дэмона снова охватила ярость. Задыхаясь, он скомкал край простыни.

— Вы чудовище, — сказал он, и его глаза наполнились слезами. — Вы грязное хладнокровное чудовище! Ради своей карьеры вы сожрали бы собственную мать! Вы хуже, чем Бенуа-Гесклен! Тот по крайней мере был не способен ни на что лучшее. А вы!..

— Это на вас совсем не похоже, Сэмюел.

— Да. Не похоже. Действительно, не похоже. Если бы я был хоть наполовину таким, каким мне следовало быть, — только наполовину! — я встал бы с этой койки и вбил бы вам зубы в вашу отвратительную, лживую глотку…

Мессенджейл встал и, держа саблю у бедра, начал ходить взад и вперед в ногах койки.

— Вы ставите меня в очень трудное положение, Сэмюел. Поистине в очень трудное.

— Это единственное утешение.

— Раз уж эта неприятность произошла, я все же надеюсь, что мы сможем избежать строгого судебного разбирательства. Я не любитель ворошить грязное белье перед посторонними, особенно семейное грязное белье, если это случилось в семье…

— В какой семье?

Мессенджейл повернулся, крайне изумленный.

— В семье офицеров корпуса. А о чем же, по-вашему, я говорю? Корпуса, членом которого вы являетесь, Сэмюел, почетным членом. Я надеялся, что в этом отношении вы более стойкий солдат. — Он снова начал ходить взад и вперед. — Сэмюел, вы пробыли здесь достаточно времени. Двадцать восемь месяцев, не так ли? Это довольно долгая разлука с семьей и домом, с узами, которые удерживают человека от того, чтобы свернуть с правильного пути. Я знаю, что может сделать одиночество с человеком, находящимся в таком нервном напряжении. Это знают многие из нас. Это вполне понятно. Но там, в Вашингтоне, этого не поймут. А милая, наивная, введенная в заблуждение, нетерпимая в вопросах нравственности американская публика не поймет тем более…

— Вы подлец! — воскликнул Дэмон. — Вы и это вытащите на свет, да? — Лицо Мессенджейла оставалось совершенно невозмутимым. — Ну, конечно, вытащите. Вам мало было отправить Тэнехилл в Штаты, вы искалечили бы ее жизнь вместе с моей, если могли бы, вы уничтожили бы всех, кто угрожает блестящей карьере Котни Мессенджейла. Вы не остановились бы ни перед чем. — Он сжал кулаки, стараясь унять дрожь в голосе. — Ну что ж, приготовьтесь к взрыву, мистер. Если дело дошло до этого, то будь что будет. Отступать — не в моих правилах. — Понимаю. — Командир корпуса кивнул и, поджав губы, снова начал ходить по комнате. — Это достойно сожаления. Мне хотелось, чтобы вы поняли это. В более широком плане…

— В более широком плане?

— Да. Предстоит еще так много сделать. Впереди большой и тернистый путь.

— Что вы имеете в виду?

— Я хотел бы, чтобы вы пересмотрели свое решение, Сэмюел. Дивизия нуждается в вас.

— Какая дивизия? — воскликнул Дэмон хриплым голосом. Он был готов расплакаться, и боязнь этого заставила его напрячь все свои силы. Если бы только он был на ногах! — Какая это теперь дивизия? Они все теперь там, у Фанегаяна, Уматока, на тропе у Илига, погребены под шестифутовым слоем дерьма. И это ты загнал их туда!.. Я хочу дать тебе совет, Мессенджейл. Несколько слов. Не появляйся там в темное время без своей свиты. — Он почувствовал слабость от охватившего его гнева. — Они знают все, мистер! О, да, не сомневайся! Они знают.

Мессенджейл улыбнулся своей чарующей, обаятельной улыбкой.

— Пока они боятся меня, мне безразлично, что они думают. В этом-то и сила, движущая колесницу войны.

— Жалкий ты подонок, Мессенджейл, — сказал Дэмон с глубоким презрением. — Тебе ничего не понять… Ничего… — Дэмон хотел добавить что-то, но замолчал: говорить больше было не о чем. Порок Мессенджейла — и не было порока большего, чем этот, — заключался в том, что он решил: в этом мире не существует больше ни милосердия, ни благородства, ни любви. Омерзительно было убеждаться в том, что и теперь, в конце 1944 года, существуют такие отвратительные типы…

— Само собой разумеется, я огорчен тем, что слышу от вас, — твердо произнес Мессенджейл. — Ничего, кроме похвалы, о пятьдесят пятой дивизии я сказать не могу. По правде говоря, это одна из главных причин моего пребывания сюда сегодня. Я думаю, что мы могли бы представить ее к благодарности в приказе президента. Я совершенно уверен, что при подобных обстоятельствах нам удалось бы добиться этого.

Дэмон печально улыбнулся и опустил глаза. Конечно! Мессенджейл слишком умен, чтобы попытаться подкупить его наградой. Он предлагает награду дивизии, но хитро ставит при этом условие: «Мы могли бы», «Нам удалось бы». Да, конечно.