Юля Пилипенко - Рыжик

Они завезли меня в отель и ждали, пока огромный портье в черном костюме выдаст мне карточку от номера. Я искала в сумке магниты из Парижа. На моем холодильнике была коллекция из 156 штук – бесполезные кусочки воспоминаний из всевозможных стран и городов. Я всегда покупала пару магнитиков для Него, потому что как-то Он мне сказал, что тоже начал собственную коллекцию «из-за меня»… Я протянула Ему магнитики, Он внимательно их рассмотрел и сказал:

– Спасибо… Я тебе, конечно, не такие дорогие покупаю… – Он смеялся.

– Какая разница? Ты мне все равно их никогда не отдаешь.

Мы попрощались и договорились встретиться на следующий день… пообедать.

Я знала, что такое обедать или ужинать с Ним… Это все равно что куда-то с Ним летать… то есть шансов практически нет… Сначала Он звонил в первой половине дня и строго-настрого запрещал что-либо без Него есть, потому что Он «заедет через час». Я знала, что такое Его «через час». Когда Он заезжал за мной в восемь-девять вечера, мы искали лучший ресторан определенной кухни, который Он собирался мне показать… именно показать… «потому что там очень дорого»… Он все время заставлял меня смеяться, без конца говорил по двум-трем телефонам одновременно, не считая громкой связи в машине, и постоянно обвинял меня в том, что возле ресторана, который Он все-таки нашел, не оказалось свободных парковочных мест… Мы часами ездили кругами, пока место не освободится… потому что Он хотел, чтобы я попробовала суши или ризотто именно в этом ресторане… Потом Он двадцать минут парковал машину, при этом продолжая говорить по телефону и нервничать… Выходя из машины, Он обязательно сбивал дверью какого-нибудь велосипедиста… Один раз, не имея при себе документов, Он отбил дверью своего очередного авто зеркало проезжающего мимо «BMW X5»… Его отбросило обратно в машину… Он строго на меня посмотрел и произнес с улыбкой свою любимую фразу: «Это ты виновата»… и первая мысль, которая пришла мне в голову, была «я с Ним никогда не поем». Только Он мог отбить зеркало автомобилю, за рулем которого сидел сын американского консула по имени Александр… Каждый раз я давала себе слово, что в следующий раз, перед тем как с Ним «обедать», я, как минимум, хорошо позавтракаю. Он покупал мне джинсы, а потом возмущался, что лучше бы Он купил что-нибудь для моего Йорка… тут же звонил и узнавал, где находится лучший магазин дизайнерской собачьей одежды, покупал пуховик с мехом для моего щенка и говорил, что лучше бы Он купил мне еще одни джинсы. Он все время был чем-то недоволен, но не всегда мог сдерживать улыбку. Лучшую улыбку на планете. Он делал меня самой счастливой девочкой… и самой несчастной, потому что я точно знала, сколько продлится мое абсолютное счастье: оно закончится ровно в тот момент, когда безумное небо бросит очередной безразличный взгляд на мой самолет и будет, посмеиваясь, наблюдать за мной своими бездонными глазами через стекло иллюминатора… и мои глаза ответят небу собственным дождем. На самом деле меня никогда не волновали стрелки часов, за исключением тех дней, когда они однажды остановились для меня… а потом для Него. Он всегда был со мной. А «Всегда» не находится в подчинении у Времени.

Мы успели пару раз вместе пообедать и поужинать… на следующий день у меня был термин в клинике «Charite», которая стала для меня родным домом… и не только для меня. Он в этот день улетал в Вену и просил позвонить Ему и доложить, что сказали врачи. А врачи сказали, что все «перфект». Потому что каждая встреча с Ним дарила мне такое количество положительных эмоций, которые просто не могли не отразиться на показателях моего здоровья. Я радостно рассказывала Ему все это по телефону, и Он пообещал вернуться из Вены и проводить меня в аэропорт.

Я скучала по Нему: часами просиживала в уличном баре «Hotel California», расположенном на самой оживленной улице города, болтала с незнакомыми взрослыми французами и итальянками, которые по возрасту годились мне в дедушки и бабушки… Мы обсуждали тенденции мирового рынка недвижимости и дизайнерские причуды… в зависимости от того, кто из них чем занимался в жизни. Я скучала по Парижу. Пару раз мы встретились с Элей и даже съездили в местную «Галерею Лафайет»… но там было пусто и тоскливо. Или без Него было пусто и тоскливо… и как-то глупо… Мне почему-то доставляло особое удовольствие бродить под дождем по вечернему городу и наблюдать за тем, как февральский плакса уничтожает купленные в Париже новые ботинки. Я принципиально не надевала на голову капюшон – мне хотелось бросить дождю вызов. Не знаю, кто победил… я или берлинский дождь… Но однозначно, победил Он. И Он пообещал мне вернуться до того, как я улечу.