Лидия Скрябина - Дневник ее соглядатая

Вернувшись осенью в город, долго не могла я отучиться от их говора и исковерканных ударений, которые быстро перенимала. «Тася! Ты опять оказачилась», – корила меня Ирина.

Если Порфирий, сбегая из города, целые дни пропадал в горах или просиживал у нашего деда отшельника-расстриги, то моим кумиром был дядя Осип Абрамович, голубоглазый, бесшабашный, с роскошными пшеничными усами, огромный, как медведь.

Своего отца я видела всего два-три раза в год, да и вид этот был неказистый. И белокурый богатырь дядя стал для меня эталоном мужчины. Я всегда с радостью подмечала, что мой собственный Ванечка выглядит уменьшенной копией дяди. Статный, с прямой спиной, тонкий в талии, с гордо поднятой головой и пронзительными васильковыми глазами.

При любой возможности я таскалась за дядей следом по хутору и просила рассказать что-нибудь жуткое про горцев и про деда, его отца, который участвовал в войне с Шамилем. Все, что касалось абреков, притягивало меня, как магнит. Я была уверена, что горцы знают какую-то тайну, которая позволяет им срастись с горами и черпать из них силу. Они были словно спаяны с горными кручами в одно, а мы, русские, как вода, обтекали горы, но не проникали в них. Камень ведь не впитывает воду.

Я хотела знать секрет гор. Но в городе искать его было бесполезно – у нас все горцы были приветливыми и скрытными. Надежда оставалась только на вольных абреков.

– Самое плохое для горца – разойтись без боя. Это роняет дух, – неспешно объяснял мне Осип Абрамович, польщенный моим обожанием. – Чеченцы – храбрейший народ на восточном Кавказе. Походы на них всегда стоили нам кровавых жертв. К чеченскому аулу русскому солдату надобно продираться сквозь непролазную дебрю. Хотя и в Дагестане не лучше. Там горцы гнездятся, как птицы на скалах. Лепят свои дома с башенками прямо по горным карнизам, как у нас в Куртатинском или Кармадонском ущельях. Дагестанский аул надобно брать штурмом. Карабкаешься по отвесной тропке, а на тебя летит сверху град пуль и камней. Отец, дед твой, рассказывал, что при взятии нам доставались одни стены. Горцы всегда успевали подняться выше и сразу возвращались, как только русские покидали никому не нужные голые каменные норы. А назавтра аул надобно было брать сызнова. Взятый аул был дотоле наш, покуда занят.

– Значит, они лучшие воины?

– Горячность горцев велика, как и их стойкость, – чинно подтверждал Осип Абрамович, – но они не выносят долгих неудач. Воля их без якоря, и любой неуспех может привести к полному краху. Как обвал в горах. Они готовы драться, но с кем и сколько, каждый решает самостийно. Они готовы подчиниться, но десять человек не смогут надолго сговориться, кому и зачем.

– А мой дед в каком полку воевал?

– Твой дед был пластуном. Разведчиком, охотником за «языками». А еще он выискивал ямы, где абреки держали наших пленных, и выводил страдальцев на свободу. Он мог ходить по сто верст в день. Плавал, как рыба, даже в ледяной воде. Без лодки переправлялся через самые бурные и широкие горные реки. Неслышно подбирался к любому аулу в безвыходной дебри и как тень прокрадывался сквозь скопище чеченцев. Абрам Федорович, царствие ему небесное, воевал в Чечне и в нижнем течении Койсу. Там лежат Койсубу и Авария, общества, твердо стоявшие за нас в 1843 году. Они потерпели потом сильное гонение от Шамиля, так твой дед часто от его мести и горцев спасал. При окончательном покорении Шамиля наших пленных было освобождено до двух тысяч обоего пола, а твой дед один за всю кампанию спас от рабства две сотни человек. А это ведь были смертники, рабы. Горцы их за людей не считали, кормили травой и сырым тестом. Мюриды его ненавидели, говорят, что Кази-Мула даже награду за его голову назначил.

– А кто это – Кази-Мула?

– Это ученик главного мюрида – муллы Магомета. Говорят, он так страстно проповедовал, что сердце человека прилипало к его губам. Некоторые горцы сами считают, что в него шайтан вселялся, такую силу он над людьми имел.

– А я думала, главным был Шамиль.

– Шамиль был воин, а Кази-Мула – мюрид-проповедник.

– Мюрид – это горский священник? – вспомнила я уже слышанное от деда Терентия слово.

– Нет, это такой сорт лютого магометанства. Ты об этом у расстриги спроси. Это ж не по военной части. А он в этих духовных делах дока. Вон у него книжек сколько. Даже на заморских языках есть. Там небось он всю эту заразу и подхватил.