Дмитрий Вересов - Возвращение в Москву

– What about your summer holidays, my dear friends? – спросил Юрий Алексеевич Мареев, учитель английского языка, он же классный руководитель. Спросил в последний день перед летними каникулами, да и вообще в последний раз спросил – генераловская школа закрывалась навсегда. – What about your plans? Who wants to tell us? In English, please!

Восьмой класс сонно молчал. Муха жужжала по стеклу, измучилась жужжать и свалилась на подоконник. С тихим шуршанием упали чешуйки старой побелки с потолка и рассыпались в пыль. Заглохший сад за окном замер, словно мучился неизвестностью. Редкие облака приклеились бельмами к далекой синеве. Май в этом году был засушлив, скуп на цветение, пылил по дорогам. Генераловка обмелела, стала мутной, илистой и будто бы замерла на месте, заросла камышом по заводям, а местами – почти до середины течения, намереваясь превратиться в болото.

Диких уток развелось по камышам, и на них охотились, просто-напросто ловили большими рыбацкими сачками. Собирали и мелкие утиные яйца – пекли эту гадость. Надобности в том никакой не было, но такое появилось в Генералове поголовное увлечение. Пестрая скорлупа, косточки и серые утиные перья засыпали поселок. У пяти-шестилеток завелась мода украшать себя перьями. Собаки и кошки жрали утиные потроха и болели от утиных паразитов. Мухи, случалось, летали тучами и гудели заунывно, до зубной боли.

Генералово дичало, что ли. Заброшенных домов прибавлялось, заборы падали, их растаскивали на дрова. И везде-то крапива. Такая крапива! Вместо елок такую крапиву рубить. Только на что? Трепать на волокна и рубаху плести? Самое время юродствовать. Нет, правда что самое время учить отроков иностранному языку.

– Maybe you are going somewhere, – не унимался Юрий Алексеевич. – It's interesting to know.

– Любопытство сгубило кошку, – нахрюкал себе под нос в пробивающиеся усенки местный клоун Роберт Нелепский, Робик, дважды второгодник и сын одноклассника Юрия Алексеевича Мареева Тимона Нелепского. Робик был не в пример многим пристойно приодет папашиными стараниями, потому что неугомонный Тимон подвязался все больше в Тетерине на торговых работах и мог себе позволить покупать своему оболтусу приличное барахло.

В Генералове работы не было, колхоз давно сдох. Кто не совсем ленивый, возился со скотиной. А так кормились своей картошкой, самогонку гнали, чтоб не покупать дорогое пойло, разлитое чуть не в хрусталь, что продавалось нынче в сельпо и в ларьке у железнодорожной станции. Хлеб зачем-то запасали мешками, и он черствел – так и жевали, черствый. И еще уток ловили по камышам, да.

– Кош-ку… – скучно повторил Робик и заткнулся, поведя сонным взором. Никто даже не улыбнулся. Выходки его давно всем прискучили.

– So, – вздохнул Юрий Алексеевич и покрутил шариковую ручку меж пальцев. Скучно ему было не меньше, чем его ученикам. – So! – повторил Юрий Алексеевич и пристукнул для порядка ручкой по столу. – Are you going anywhere, children? Answer me, if you please!

– Чилдрен! – прокряхтел второгодник Робик, все-то в жизни познавший, в том числе и плотскую любовь – замечательные были кусты в школьном саду. Дебри! Джунгли! – Чилдрен! – косо ухмыльнулся он, и сарказма в его ухмылке было на тысячу рублей, не меньше. Затем он обернулся и окатил опытным плейбойским взглядом Светку Азаркину, не бог весть какую красотку, надо сказать, но дородности у девицы хоть отбавляй в четырнадцать-то лет. Светка немного покраснела, но этак горделиво, со знанием дела. Робик ей подмигнул и распустил мокрые губы. От него несло баночным пивом, напитком аристократическим по здешним понятиям. Недопитая банка стояла под партой.

– Maybe you have any dreams, – вяло настаивал Юрий Алексеевич, игнорируя антрепризу Нелепского.

Но никто не проявлял желания делиться своими мечтами. Юрий Алексеевич предполагал, что делиться, в общем, нечем. Скорее-то всего. Стремления у этих тупиц-акселератов одни – потискаться на танцах в клубе да по кустам пошастать. А в остальном – полная неопределенность. Между прочим, нет никакой гарантии, что они понимают то, о чем он их спрашивает. Коровы быстрее научатся языкам, чем эти… дети, прости господи. Первичная протоплазма, а не дети. Все без толку. На кой ляд им школа? Закрывают, к всеобщему облегчению, местную каторгу для несовершеннолетних, всем мороки меньше.

– Хорошо, – устало сказал Юрий Алексеевич, – раз никто ни о чем не мечтает и никуда не собирается… Урок окончен. Всего вам наилучшего, господа. Если есть желание, можете попрощаться с вашей альма-матер.