Дитер Нолль - Приключения Вернера Хольта. Возвращение

Вот он сидит перед ним, Готтескнехт, «отец батареи». Дурак, кто еще раз доверится этому старшему поколению, и во сто крат больший дурак тот, кто еще раз позволит этому поколению распорядиться своей судьбой!

— Спасибо, — сказал Хольт. — Я в самом деле ухожу от вас чуть умнее, чем пришел. — И, поправив пилотку, вежливо добавил: — До свиданья!

В школе Готтескнехт и Хольт встречались по-прежнему как ни в чем не бывало. Но начиная с середины ноября Готтескнехт все чаще отзывал Хольта в сторону и озабоченно или предостерегающе говорил:

— Хольт, почему вы не занимаетесь? Вы же не сможете подогнать!

Хольт отвечал уклончиво. Он не говорил, что считает посещение школы нелепостью, что уроки в классе и домашние задания кажутся ему день ото дня все более бессмысленными, такими же бессмысленными, как и вся его жизнь.

Лишь с Аренсом он иногда делился своими мыслями.

— То, что я опять хожу в школу, просто нелепая попытка начать с того, что много лет назад брошено, да еще делать вид, будто за это время ничего не произошло.

Аренс держался особняком от других учеников, но всячески старался сблизиться с Хольтом.

— А вы не слишком себе все усложняете? — сказал он. — Нам надо переждать, протянуть время, нельзя же иначе, надо чем-то заняться. — И добавил: — Немец предполагает, а русский располагает.

Была большая перемена. Они расхаживали по коридору.

— Не знаю, что вам пришлось пережить, — сказал Хольт. — Но вы в самом деле совершенно разделались с прошлым?

— А вы нет? — спросил Аренс.

— Нет, — ответил Хольт. — Есть вещи, о которых я не в силах вспоминать. Но оставим это.

Раздался звонок, и они вернулись в класс.

— Обзор печати, — сказал Аренс. — Слово за господином Гофманом. — И, заняв свое место позади Хольта, добавил: — Потеря времени, вы не находите? Большая политика, конечно, интересная игра, но пока что Германии в ней не участвовать.

Готтескнехт уселся на свободное место. Гофман, опершись на костыли, вскочил на кафедру. Газетные сообщения он перечислял как попало, вперемешку. Переселенческий план Контрольного совета. Создание в городе комитета женщин. Постановление о конфискации всех предприятий концерна Флика. «Разбойники» Шиллера в местном городском драматическом театре. Выдача новых промтоварных карточек. Речь Молотова: материальный ущерб, причиненный Советскому Союзу, превышает семьсот миллиардов рублей. Опять найдены массовые могилы…

Хольт прислушался:

«В Бауцене обнаружено несколько общих могил… — услышал он со сжимающимся сердцем, — … эсэсовцы приканчивали выстрелами из пистолета… Предполагают, что это узники концлагеря, эвакуированные в связи с приближением советских войск… их гнали через Бауцен и далее на запад…»

Гофман давно сошел с кафедры, Готтескнехт давно начал урок, а Хольт все еще сидел в каком-то забытье. И далее на запад… через танковое заграждение! Он не мог отогнать от себя это воспоминание ни на уроке, ни по пути домой, и шел он, еле волоча ноги. Картина, которую он всеми силами старался вытравить из памяти, встала перед ним с удивительной яркостью… Туманное утро. Смена часовых у заграждения, вместе с новой сменой заступил Петер Визе. Издали, будто щелкание бича, доносятся пистолетные выстрелы, потом колонна проходит через заграждение, шествие призраков и тем не менее реальность, тени людей, живые скелеты, на которых болтается полосатая лагерная одежда, на спине красный треугольник…

Когда Хольт вернулся домой, отец обедал. За столом Хольт спросил:

— Чем болен Мюллер?

— У него подострый септический эндокардит.

Хольт попросил объяснить.

— Неизлечимая болезнь сердца. Кроме того, в лагере ему отбили почку, а в другой у него очаговый нефрит.

— А он знает?

— Летом, после освобождения, он некоторое время лежал в больнице. Хотел вылечиться, но, когда узнал правду о своем состоянии, настоял на том, чтобы его выписали.

— Почему?

Профессор встал, подошел к окну и долго глядел в ненастные сумерки.

— Почему? — повторил он, все еще отвернувшись. — Мюллер не намерен дотягивать в постели до смерти, которая может и не так скоро придет. Уж лучше пусть она настигнет его в гуще жизни. Ты же его знаешь: голова у него еще ясная, какие-то силы еще сохранились. Он хочет жить и живет, глядя в лицо смерти, и закладывает будущее без лишних слов.

В подворотне Хольт встретил Гундель. Редко являясь вовремя к обеду, он встречался с ней не чаще прежнего, хоть они и жили теперь под одной крышей. Поглощенная своим агитвечером, она стала рассказывать ему, как идут репетиции. Хольт слушал невнимательно, краем уха. В тот день у танкового заграждения, у открытой могилы узников в полосатых куртках, он думал: «Как я покажусь Гундель?» Но только сейчас он понял, как велика между ними пропасть.