Борис Дышленко - СОЗВЕЗДИЕ БЛИЗНЕЦОВ

– Николай Николаевич! Ужели? И в кои-то веки! Сколь счастлив! Но погодите минуту. Нет – две. Дайте живительной влаге разлиться в моем истощенном болезнью, измученном теле. (Сугубо секретно: болезнь, подточившая силы Александра Антоновича, была поистине барской болезнью. Нет, не подагра).

Коля присел на бледные полоски и венки ампирного кресла, взял в руки журнал (ну конечно, это был изысканный журнал "Старые годы"), впрочем, не читал, а так, повертел в руках, ну, может быть, полистал, а в общем, все это время смотрел на Александра Антоновича, и смотрел довольно-таки грустно. Александр Антонович принял взгляд на свой счет и заерзал, разрушив саркофаг из подушек, и грелка забулькала; Александр Антонович стал извиняться за пьянство.

– Да нет, Александр Антонович, я не о вас, – сказал Коля, хотя он и вовсе ничего не говорил. – Я, Александр Антонович, должен сегодня того… подписку давать.

Александр Антонович замахал руками:

– Что вы, Николай Николаевич, вы что? Какую подписку? Упаси вас Бог! Ни за что не давайте.

Заметим, Александр Антонович вообще не знал, о чем речь.

– Подписку. Подписку участковому инспектору.

– Это что, о должности, что ли?

– Да, о работе. И в десять дней. – И, подумав, добавил: – Иначе сошлют.

– Сошлют? – Глаза Александра Антоновича загорелись восторгом. Перспектива иметь ссыльного приятеля увлекла его. Правда, не больше чем на минуту. Все-таки Александр Антонович искренне любил Николая Николаевича, которого в глубине души считал чудаком. Николай Николаевич, напротив, считал чудаком Александра Антоновича. В Александре Антоновиче с минуту боролись два чувства – дружба победила.

– Николай Николаевич, а вы его убедите. Ну, знаете, там, объясните, что вы художник и творческий человек, что вы приносите большую духовную пользу. В конце концов, он человек – должен понять. И квартальные люди.

Александр Антонович с видимым увлечением развивал эту мысль, но тайно в разгоряченной его голове строились планы спасения и побега. Нет, конечно же, не был Александр Антонович лицемером, но все-таки, как это выглядит. Друг, опальный художник, выбиваясь из сил, спускается по длинной веревке со стены Трубецкого бастиона, и он, Александр Антонович, ожидающий внизу на снегу. Да с парой лихих лошадей… Как бежать через Неву, Александр Антонович не представлял.

– Ну, это устроится, – сказал Александр Антонович, – замерзнет, – и, возвращаясь к скучной реальности, заключил: – И квартальные люди, – и совсем неожиданно, – у них дети есть… маленькие… мальчики, девочки… бегают… – Александр Антонович прослезился и некоторое время огромным клетчатым платком протирал глаза.

– Однако, мой дорогой, mon cher, простите забывчивость, – встрепенулся вдруг Александр Антонович. – Наверное, не ели сегодня? Откушайте рюмочку.

Водка синим огоньком блеснула в маленькой рюмочке.

– Закусите грибочком.

Коля подцепил скользкий грибок и проглотил, холодный.

– Погодите минутку, Николай Николаевич, я сейчас насчет чаю распоряжусь.

Александр Антонович, шаркая туфлями, вышел из комнаты. Александр Антонович над газовой печкой распоряжался. Коля достал из кармана повестку и прочитал, что ему, Николаю Николаевичу Болотову, явиться туда-то, а именно, в штаб дружины номер такой-то, к участковому инспектору Бибикову.

"Бибиков?.. М-да… Неприятный тип. Рыжий, маленький, похожий на клоуна… Да, был разговор, а теперь… подписка… десять дней… М-да!" Александр Антонович распоряжался теперь у стола. Расставил чашечки, блюдечки, ложечки разложил. Получилось изящно. Александр Антонович полюбовался и поменял местами розетки.

– Прошу, Николай Николаевич!

Николай Николаевич дважды просить себя не заставил. Несмотря на печаль, с удивительной бодростью пересел он к столу. Николай Николаевич бывал голодным частенько. В нос ударил терпкий аромат хорошего чая. Александр Антонович накрыл чайник тряпичной боярыней.

За столом вели непринужденный разговор. Впрочем, разговор непринужденный с одной стороны: Колины реплики были однообразны и порой не по существу.

– Ну, пойдемте, голубчик, – я вижу, вам нынче не до бесед, – сказал наконец Александр Антонович. Друзья оделись и вышли.

Синий, подернутый инеем, купол Троицкого собора был похож на спелую сливу. Александру Антоновичу скорее бы слива напомнила купол собора. Александр Антонович питал уважение к красотам природы. Он выпустил голову из воротника, и длинное лицо выразило удовольствие. Повертев головою в разные стороны, чтобы орлиным взором окинуть перекресток, деревья, скамьи у собора, собор, окинул всё. Тогда выдохнул пар и сказал: