Борис Дышленко - СОЗВЕЗДИЕ БЛИЗНЕЦОВ

Да, прекрасная комната, своя, все привычно. Просто счастье – жить в своей комнате, да еще на Васильевском острове. Жалко было бы расставаться, а особенно теперь, когда Ляля… когда уже решил… Жалко.

"Да нет, – подумал Коля, – ну с чего это я? Все устроится, нужно только постараться. Нет, я здесь еще век проживу. Еще много картин напишу. Вон их сколько уже – и на шкафу, и за столом вон стоят, вон стена – вся в картинах. Вообще как одна большая пестрая картина. А что, так и есть, это, в сущности, одна большая непрерывная картина, целая жизнь, и она продлится, продлится…" Окурок мягко на пол упал.

– Ого! – сказал Коля. – Что это я? Задремываю, кажется, надо вставать.

Перегнувшись с дивана, потянулся за окурком, поднять.

Кот вышел из-за домов, выгнул спину, заорал.

– Здравствуй, Данилыч, – сказал ему Коля, – с добрым утром.

Кот потянулся, подошел, воткнулся головой в подставленную Колину ладонь.

– Что, брат, оформляться пойдем? – спросил Коля и погладил кота. Кот желтым глазом недоверчиво косил.

– Пойдем, – сказал Коля, – надо. Таков порядок. И место приличное, – подумал и добавил: – как будто.

Кот мягко взлетел на диван, мурлыкнул, стал вылизывать белую грудку.

– Нет, брат, ты это оставь, – сказал Коля, – вставать пора. Вон Гудзеватый уже на работе. Соседки тоже ушли. Мы с тобой позже всех просыпаемся. Этому скоро конец. Вот сегодня оформлюсь – и конец.

Это было неприятное дело – оформляться на работу. Приятное или неприятное, а приходилось. Впрочем, кажется, место было неплохое. Во-первых, здесь, на Васильевском – не надо тратить по два часа на езду; во-вторых, институт (НИИ), стало быть, не очень шумно. Работы, наверное, немного. Ну, какая там работа? НИИ… Объявление написать, стенгазету оформить… Что еще?.. Ну, какой-нибудь адрес. Все… С этой работой Коля управится быстро. Денег, конечно, много не дадут, но много и не надо. Если много денег, тогда и работать надо много. Тут надо на сдельную работу идти, – скажем, в рекламу или еще куда-нибудь. Такую работу предлагали в свое время. Вот Тербенев, например. Он как раз в рекламе работает. Мало того, что целыми днями сидит, так еще перед худсоветом каждый раз ночами не спит. Зарабатывает, конечно, хорошо. Ну и хорошо, но Коле такая работа никак не подходит. Деньги? Бог с ними. Для Коли время важнее. Ему некогда. Когда-то ведь надо и писать? Нет, ему лучше именно вот такое место, как этот НИИ, если Колю, разумеется, не очень загрузят работой. А в общем-то, даже пусть и загрузят. Это не страшно – он управится. Но чтобы работать дома.

– Вот именно дома, – сказал Коля, – чтобы днем писать, а по вечерам – ту работу… Потому что живопись все-таки требует дневного света, а в этой комнате, хоть она и своя, и привычная комната, света мало; ничего не поделаешь, на двадцать сантиметров в землю врыта. А при лампочке работать тяжело. Днем поднесешь работу к окну, посмотришь – и ужаснешься: многие места пиши заново. Ни синих, ни желтых. Уж какая это работа? Нет, сидеть по восемь часов на заводе или в рекламе Коля не может: для него это недопустимая роскошь. Лучше этот НИИ. Лучше ничего не найти. А денег? Девяноста рублей было бы довольно. Даже восьмидесяти и то хватило бы.

– Ну давай, давай, Данилыч! – сказал Коля и ладонью мягко спихнул кота с дивана.

На кухне подошел к окошку: свежий снег под окном. За ночь нападало еще: хорошо!

"Хорошо, что никого нет, – подумал Коля, – ни Гудзеватого, ни соседок – никого. Как-то свободнее себя чувствуешь без них".

Поставил на конфорку чайник и на него – заварной. С удовольствием вымылся холодной водой. С удовольствием растерся махровым полотенцем. Зима вселяла бодрость и уверенность в себе.

"Деньги – это ерунда, – подумал Коля, – вздор, ерунда!" Вошел в комнату с чайниками в руках. Данилыч бросился под ноги, требовательно заорал.

– Ах ты! Рыбки тебе? Вот извини, забыл.

Коля поставил чайники на стол, открыл форточку. Снял висевшую на шпингалете авоську, достал оттуда несколько мерзлых рыбешек, положил на блюдце коту. Кот не верил, мешал класть, отбирал.

– Да, деньги – ерунда, – повторил Коля и подошел к темному промасленному мольберту. Взял картину, подошел с ней к окну.

– Нет, хорошо, – сказал Коля, посмотрев на картину, – все хорошо.

Осторожно пальцем потрогал холст – липло.

– Да, еще дня два надо выдержать, – сказал Коля. – Ладно. Сегодня что-нибудь другое. Хорошо!

Деньги – ерунда, – решительно сказал Коля, ставя картину на мольберт. – Самое страшное в жизни – это отдел кадров. Вот если сквозь отдел кадров удастся просочиться, тогда живем. А это, между прочим, очень трудно. Да, Данилыч, – сказал Коля, – это не жук плюнул. Ты знаешь, какие там люди сидят? Видят насквозь. Идешь как какой-нибудь киноразведчик на проверку. И какая у них у всех манера! – раздраженно сказал Коля. – В лицо не смотрят, в лицо – потом. Первым делом – трудовую книжку. Кстати, где она, не забыть бы?