Розамунда Пилчер - Штормовой день

— Где письмо?

Молли перевела на него взгляд, по которому невозможно было догадаться, только ли в этот момент она осознала его присутствие в комнате или же видела его и раньше, но решила не замечать.

— Джосс, я считала, что сегодня утром тебя не будет на работе.

— Да, я только что подъехал.

— Думаю, ты знаком с Ребеккой.

— Да, мы уже познакомились. — Он колебался в нерешительности, словно делая усилие, чтобы не вспылить. Потом он улыбнулся невеселой улыбкой и, опершись о камин широкими плечами, вдруг извинился: — Простите. Я знаю, что это не мое дело… но то письмо, которое пришло утром… где оно?

— У меня в кармане, — сказал Элиот, впервые подав голос. — А в чем дело?

— Только в том, что я подумал, не лучше ли будет, если это известие старику передаст Петтифер. По-моему, именно он должен это сделать.

Ответом ему было молчание. После паузы Молли выпустила мои руки и повернулась к сыну:

— Он прав, — сказала она. — Петтифер самый близкий Гренвилу человек.

— Я не против, — ответил Элиот, но глаза его глядели на Джосса с холодной враждебностью. Я и сама испытывала сходное чувство. Я была солидарна с Элиотом.

Джосс опять повторил:

— Простите.

Молли была сама вежливость.

— Ах, за что? Наоборот, очень предусмотрительно с твоей стороны проявить такое внимание.

— Это и вправду не мое дело, — сказал Джосс.

И Элиот, и его мать выжидали с подчеркнутым терпением. Наконец Джосс понял намек и, оторвав плечи от камина, сказал:

— Ну, если вы меня извините, я пошел — надо поработать.

— Ты будешь здесь обедать?

— Нет. В моем распоряжении всего два часа. Надо будет вернуться в магазин. Съем сандвич в пабе. — Он кротко улыбался всем присутствующим, не обнаруживая и следа своего норова. — Но все равно — спасибо.

И он ушел — скромный, сознающий свою вину, видимо, поставленный на место. Вновь лишь молодой служащий, наемный работник, которого ждет неотложная работа.

Молли проговорила:

— Вы его извините. Он не отличается особым тактом.

Элиот хмыкнул:

— Чтобы не сказать больше!

Обращаясь ко мне, Молли начала объяснять:

— Он реставрирует нам кое-какую мебель. Мебель старая, с ней много возни. Мастер он прекрасный, но никогда не знаешь, ни когда он придет, ни когда соберется уйти.

— В один прекрасный день, — заметил ее сын, — я не выдержу и сверну ему шею. — Он одарил меня очаровательной улыбкой, вокруг глаз у него собрались морщинки, а выражение их совершенно не сочеталось со свирепостью только что сказанного. — Но и мне пора. Я и так задержался и теперь безнадежно опаздываю. Ребекка, вы меня извините.

— Конечно. Это вы меня простите. Боюсь, что всему виной тут я. Спасибо, вы были так любезны…

— Я рад, что остановил машину. Наверное, почувствовал, что дело важное. Ну, увидимся.

— Конечно, увидитесь, — живо отозвалась Молли. — Как можно ей уйти, едва найдя нас!

— Ну, оставлю вас вдвоем. Надеюсь, вы справитесь…

Он направился было к двери, но мать мягко окликнула его:

— Элиот.

Он обернулся.

— Письмо!

— Да-да, конечно. — Он вынул из кармана злополучное письмо, теперь несколько смятое. — Не давай Петтиферу очень уж это рассусоливать. К старости он стал сентиментальным.

— Не дам.

Он опять улыбнулся и попрощался с нами обеими.

— Увидимся за ужином.

Он направился в холл, свистом приказав собаке следовать за ним. Мы услышали, как хлопнула входная дверь, потом взревел мотор. Молли повернулась ко мне.

— А теперь, — сказала она, — давайте сядем у камина, и вы мне все расскажете по порядку.

Я так и сделала — рассказала то, что уже рассказывала Джоссу и миссис Керноу, с единственным отличием: мне было почему-то трудно рассказать об отношениях Лайзы и Отто, словно я стыдилась этих отношений, хотя это было не так. Ведя свой рассказ, который Молли внимательно слушала, я пыталась обойти эту тему, одновременно стараясь понять, за что мама так не любила Молли. Возможно, это была инстинктивная неприязнь. Но было ясно, что сойтись они не могли. Мать терпеть не могла женщин, с которыми ей было скучно. Мужчины — дело другое. В них она всегда могла отыскать забавное. Женщине же надо было отличаться какими-нибудь потрясающими достоинствами, чтобы мама могла терпеть ее общество. Нет, нельзя было во всем винить Молли. Сидя с ней возле камина, я решила подружиться с Молли и, возможно, хоть в малой степени компенсировать ей ту суровость, которую проявляла к ней Лайза.