Арон Тамаши - Абель в глухом лесу

Минуты не прошло, а он уж храпел, будто пилой работал.

И опять потянулись дни.

Шурделан сидел дома с утра до вечера, лишь после полудня, в одно и то же время, удалялся по каким-то своим тайным делам, а спустя час возвращался. В один прекрасный день мне все эти тайны дошли до горла, и решил я, что моя теперь очередь Шурделана удивить: ни кусочка больше в рот не возьму, а жив все же буду!

Осмотрел я свои припасы, прикинул — вроде бы на неделю должно хватить. И еще сообразил, что, пока я лежу в постели, пропитания потребуется меньше, а потому затеял растянуть болезнь мою сколь можно дольше.

Я уже и не вставал, кроме как по королевским делам.

На другой день Шурделан опять в свой тайный поход отправился, а я не спеша достал из-под книг домашнюю снедь и отогнал голод подальше.

Так же было и на следующий день.

На третий день Шурделан спросил:

— Ты и нынче хлеб есть не станешь?

— Какой хлеб?

— А тот, медвежий.

— Не стану.

На четвертый день он опять мне тот же сухарь сует.

— Да вы-то сами разве не голодны? — спросил я.

— Эй, еще как! — ответил он горестно.

— Так вы и съешьте!

— Мне нельзя, все зубы об него поломаю.

— А я не поломаю?

— У тебя зубы молодые. Да и не надо грызть, пососешь, вроде как шоколад. Ведь день-деньской лежишь, делать тебе нечего. Утром начнешь сосать, до вечера и управишься.

— Таким сторожам-беднякам, как я, шоколадом лакомиться не положено, — отрезал я.

— Разве ж это дело, когда в животе пусто? — сказал он.

— А я поглаживать его буду, чем не дело?

— Ну, как помрешь с голодухи?

— Помру так помру, орлам будет пожива.

И опять шли дни, один за другим.

А Шурделан все больше задумывался, не давало ему покоя диво дивное, что живу я себе не тужу, а есть не ем ничегошеньки. Но все же, кроме той окаменелой краюшки, он ни разу ничем меня не попотчевал. Хотя теперь уж я знал наверное, что где-то он прячет съестное и каждый божий день туда наведывается.

Но какое съестное?!

Я, можно сказать, истерзался весь, так хотел догадаться. И наконец закралось мне в душу страшное подозрение: что, как он втайне козу мою доедает?!

Я тотчас решил дознаться, тайну его раскрыть. Задача казалась не такой уж и трудной, потому как Шурделан, уверившись, что я окончательно ослабел, даже дверь запирать перестал, уходя. Дождался я, когда он уйдет в свое обычное время, да минут через десять и сам в путь тронулся. Прямо к козьему загончику направился, где нашла прибежище и Блоха с тех пор, как окривела. Только на дверь взглянул, как подозренье мое укрепилось, можно сказать, ударило, да так, что я с маху на снег плюхнулся.

Дверь в сарайчик была забита досками, крепко-накрепко заколочена, словно окно покинутого дома!

Кто ж это сотворил?! Я тупо глядел на дверь.

Немало прошло времени, пока я собрал последние силенки и самую тоненькую дощечку кое-как отодрал, чтобы хоть заглянуть в сарай!

Ну, слава богу, коза на месте, у дальней стенки стоит, притулилась.

— Це-це-це! — поманил я ее.

Коза, правда, и не шевельнулась, но я рад был уже и тому, что цела она.

А вот Блохи не было.

Взбудораженный, с растревоженной душою, я потопал назад.

Когда вернулся Шурделан из тайного своего похода, я сел на подстилке и спросил напрямик:

— Где собака?

Шурделан чуть-чуть вздрогнул и пристально поглядел на меня. Понял, видно, что я вот-вот разгадаю секрет его, потому как сказал без обиняков:

— Убежала собака твоя зайца ловить.

— Зайца?

— Ну да, тебе на жаркое, наголодался ведь!

— И когда ж она убежала?

— Да утром, должно быть.

У меня вдруг все закружилось перед глазами, кровь ударила в голову. Я снова откинулся на постель мою и продолжал разговор, уже лежа:

— А дверь-то зачем заколотили?

— Чтобы и коза не уйти, — отвечал он.

— Она-то куда ж бы пошла?

— А тоже зайца ловить.

— С каких это пор коза зайцев ловит?

— Что ж такое? Она не доится, так, может, охотиться стала горазда?

Вот так, а то и позаковыристей отвечал Шурделан на мои вопросы, но притом не шутил, говорил всерьез. Я по-всякому ворочал в голове его странные речи и решил наконец, что он либо свихнулся малость, либо слова его — правда истинная.

Однако же очень скоро стало мне ясно, что он не свихнулся нисколько, но и правды не говорил. Дело в том, что несколько дней спустя случилась история, которая не только Шурделановы секреты раскрыла, но и его самого помогла разгадать.

Ежели не ошибаюсь, тот памятный день пришелся как раз на второй день нового года. Я, как прежде, валялся без сил на полу, два дня и вправду не евши, потому как даже крошки от родительского гостинца все собрал до последней. На дворе снег слежался плотно, окаменел и сверкал, словно кость. Время шло, должно быть, к полудню, как вдруг объявился неподалеку от дома мне с пола невидимый, но страшный для меня человек. В дом он не вошел, а трижды крикнул что-то по-румынски, и не крикнул даже, а проревел, будто лев. Я затрясся от страха, но и сам Шурделан испугался, потому как тотчас за винтовку свою схватился и наставил ее на дверь.