Иван Шевцов - Любовь и ненависть

Он рассмеялся широко и добродушно и поставил на стол бутылку молдавского коньяка три звездочки.

— А это зачем? — я укоризненно кивнул на бутылку.

— На всякий случай. — И опять широкая улыбка озарила грубоватое лицо Струнова, а у глаз собрались мелкие-мелкие морщинки.

— Такое добро и у нас найдется, — заметил я и достал из шкафа точно такую же бутылку.

Ирина быстро накрыла стол, и мы выпили за встречу. Струнов пил не спеша, он явно не хотел захмелеть. Меня слушал внимательно и что-то прикидывал в уме. Собственно, о себе я не очень распространялся: уволен в запас по сокращению.

— И чем же вы думаете теперь заняться? — осторожно поинтересовался он.

— Не знаю. Пока не думал. Во всяком случае, не морем. Только не морем!

— Пойдет в милицию, — пошутила Ирина. У нее было хорошее настроение. — Что, не возьмете?

Я заметил, как оживились глаза Струнова.

— Это было бы отлично! Как, Андрей Платонович?..

В ответ я рассмеялся снисходительно, прощая им безобидную шутку. Безобидную потому, что не принимал их слова всерьез. Чтобы мне, офицеру флота, грозе вражеских подводных лодок, стоять на перекрестке, размахивать жезлом и свистеть мальчишке, перебегающему улицу не там, где положено! Смешно, конечно, нелепо.

— А как ты попал в милицию? Что, ничего лучшего не мог найти?

Струнов ухмыльнулся и, чтобы стереть эту произвольную ухмылку, прикрыл рот тяжелой сильной рукой.

— Нет, почему же, я выбирал. И выбрал лучшее, — ответил он без иронии, и румянец застенчивости скользнул по его лицу.

Я был немножко удивлен и насторожился:

— Ты доволен?

— Да, — твердо ответил он и посмотрел на меня продолжительным взглядом.

Теперь я окончательно убедился, что он говорит искренне: он доволен своей профессией.

— Очень интересная работа, Андрей Платонович. Раньше я тоже не думал. Не понимал. Наше дело такое, что нужно вдуматься и полюбить. — Он достал сигарету, потом взглянул на спящую Катюшу и, спохватившись, быстро положил обратно.

— Я тоже хочу покурить, — сказал я понимающе. — Давай выпьем еще по одной и выйдем в салон подымить. — Я наполнил рюмки. — Что ж, Юра, — сказал я, — позволь мне тебя так называть и давай-ка переходи на «ты», а то я себя как-то неловко чувствую. Выпьем за твою службу, которую ты выбрал себе по душе. Надо полагать, она нелегкая.

— Спасибо, Андрей Платонович, с удовольствием. Поверьте — наш угрозыск заслуживает самого доброго слова. — На этот раз он выпил рюмку одним глотком, закусил бужениной и предложил: — А теперь пойдемте покурим.

Мы сели в кресла у треногого журнального столика. Табачный дым голубыми струйками уходил в открытое окно. На улице было пасмурно и душно: похоже, что к вечеру соберется дождь. Я хотел было расспросить Струнова о его жизни, о семье, но он опередил меня и продолжал начатый моим тостом разговор, впервые обратившись ко мне на "ты":

— Видишь ли, Андрей Платонович, у многих людей, притом наших, советских граждан, умных, культурных и вообще порядочных, даже коммунистов, бытует, мягко выражаясь, предвзятое отношение к милиции. Не будем искать причины. Во всяком случае, это обывательский взгляд.

— Да это понятно, — согласился я.

— В жизни нашей, к сожалению, еще есть человеческое отребье — воры, жулики, рецидивисты, наркоманы и даже убийцы. Я понимаю — это грязь, иметь дело с ней не очень приятно. А врач, который борется с разными бациллами, заразными вирусами ради человека, делает не то же, что делаем мы? И нам не легче, чем врачам. Уверяю тебя. Пожалуй, трудней. Потому что связано с опасностью. Предотвратить убийство, раскрыть преступление, обезвредить вора — разве, это не благородно? Все равно что не допустить вражеские подводные лодки в наши территориальные воды.

В его рассуждении была неотвратимая логика. Возразить было нечем, и я молча соглашался. А ему, казалось, недостаточно было моего молчаливого согласия. Он продолжал убеждать, точно хотел навязать свои убеждения мне:

— Милиция, Андрей Платонович, сейчас совсем другая. Это главным образом бывшие военнослужащие, офицеры и сержанты. К нам идут энтузиасты, романтики. Люди кристальной чистоты. "Длинного рубля" у нас нет. Работы не меньше, чем на флоте. И ответственность… Сам понимаешь, дело имеем с человеческими судьбами.

— Ты говоришь так, будто хочешь меня завербовать.

— Да нет, я просто отвечаю на твой вопрос. Вербовать нам не приходится. Мы выбираем лучших из лучших. Недавно взяли оперуполномоченным в ОБХСС офицера из авиации. Отличный товарищ. И представь, уже успел отличиться в разработке очень важной операции.