Иван Шевцов - Любовь и ненависть

В этот вечер я возвратился домой раньше обычного. Настроение было испорчено глупым финалом. Я взял с Сони слово держать язык за зубами и был уверен, что она поступит как раз наоборот. Для большей надежности я из дома позвонил Гольцеру и попросил его строго-настрого приказать Соне забыть, навсегда вырубить из памяти все, что она видела в этот вечер.

Теперь я уже ненавидел Соню. Ненавидел и побаивался, предчувствуя в ней причину возможных неприятностей. Во мне поселилась тревога. Да еще Наум сказал мне потом, что Соня морфинистка…

ГОВОРИТ АНДРЕЙ

у каждого человека есть свое призвание. Одно-единственное, природой данное ему на всю жизнь. По крайней мере, так говорил Дмитрий Федорович Пряхин, отдавший всего себя морю, военно-морскому флоту. Адмирал Пряхин — умный и добрый человек, любимый и уважаемый на флоте — для меня был отцом и учителем, непререкаемым авторитетом, и не только в нашем чисто профессиональном деле, но и вообще, в самых различных, так сказать, разносторонних житейских делах. Он говорил мне тоном древнего мудреца: "Вы, Андрей Платонович, рождены для моря. Это ваше призвание, богом данное. Так вы им дорожите, как самой жизнью. Вы его нашла в себе, определили, и это ваше счастье. Это, братец, великое счастье — найти и определить свое призвание. И не потерять".

— А разве можно такое потерять? То есть самого себя? — спросил я с любопытством.

— И потерять можно, и даже попросту можно не найти, с самого начала не определиться в жизни. Вон, как Марат, — сорвалось у него, должно быть, помимо его воли, а я почему-то сказал с твердой убежденностью, как давно продуманное и решенное:

— Марат найдет. Только он не там ищет.

— Возможно, — задумчиво выговорил адмирал. — Но не здесь, не на флоте его призвание.

А мое призвание — флот, и я верил Дмитрию Федоровичу, себе верил и в отношении своего жизненного пути не допускал никаких иных мыслей и отклонений: флот — на всю жизнь, а без него и самой жизни нет.

Но как мы ошиблись оба, и я, и Дмитрий Федорович! Оставив флот не по своей доброй воле, я нашел свое новое призвание, о котором никогда в жизни и думать не думал, и мечтать не мечтал, даже больше того — мне совестно теперь в этом признаться — иронически, свысока смотрел на эту профессию.

Вот уже год, как я работаю в московской милиции. Сначала несколько месяцев — участковым, а сейчас оперуполномоченным энского отделения, расположенного в центре столицы, на бойком месте, где круг нашей деятельности, или, если можно так выразиться, «ассортимент» нарушений, самый что ни на есть разнообразный. И сразу скажу — я доволен, увлечен своей работой. Ирина также довольна, и думаю, что вполне искренне. Недовольна лишь теща. Она все еще не может привыкнуть к Москве, к месту и не к месту вспоминает Невский проспект, где, ей кажется, все было не так, лучше: и в магазинах, и в троллейбусах, и, разумеется, на улицах, и даже в метро. Но, пожалуй, не это главное, в конце концов к Москве и ее стремительному ритму со временем можно привыкнуть. Думаю, ей не нравится другое — что ее единственный зять, муж ее любимой дочери, — милиционер. Не рядовой, конечно, — капитан, но какое это имеет значение, все равно милиционер, коль на нем милицейская шинель. А потом, как же так, жена адмирала, она и зятя своего хотела видеть непременно моряком, и в общем-то оно так и было, как ей хотелось, и вдруг ее зять — капитан второго ранга становится просто капитаном, да еще милиции. Она считала себя оскорбленной, дочь свою несчастной и униженной: как, мол, Иришке не повезло в жизни, ну а меня — неудачником "очень странного поведения". Правда, вслух напрямую, кроме последней фразы, она ничего подобного не высказывала, но ее мысли и настроение были довольно ясно выражены на ее лице, и мы с Ириной читали их без особого труда, нам даже было забавно.

Помимо моей шинели на тещином настроении отражалась и моя теперешняя зарплата, которая составляла примерно всего лишь одну треть прежней, морской. Тут уж ничего не поделаешь, сам товарищ Карл Маркс своим "бытие определяет сознание" если и не разделял, то объяснял настроение моей тещи.

Говоря откровенно, вопрос зарплаты меня, да и не только меня, удивляет. Тут что-то очень не продумано. Посудите сами, зарплата работника милиции, офицера, гораздо ниже заработка среднеоплачиваемого рабочего. И если рабочий стоит у станка свои семь — восемь часов «от» и «до», остальное время его личное, распоряжайся им, как тебе угодно, то у нас такого почти не бывает. У нас, конечно, тоже есть распорядок дня, при котором очень аккуратно и точно соблюдается «от», то есть начало работы. Что же касается ее окончания, то тут дело сложное, по общему звонку не уйдешь. Иногда, кажется, удачно складывается день, придешь домой вовремя. Даже жене на работу позвонишь: ты, мол, там по пути билеты в кино купи и жди меня у входа перед началом сеанса. Как вдруг в самом конце дня, когда ты уже, казалось, закончил свои дела, облегченно вздохнул, тебя вызывает начальник и говорит: "Товарищ Ясенев, в доме химиков на лестничной площадке наш патруль по заявлению дворника поднял неизвестного гражданина, якобы пьяного. Его посадили в мотоцикл, а он по пути в отделение скончался. Начали разбираться, и тут выяснилось, что он совсем не пьян, что у него проломлен череп. Нужно срочно заняться этим делом. Прежде всего необходимо установить личность погибшего. Документов при нем не оказалось. Осмотреть место, опросить жителей дома. Словом, не теряя времени, — за дело".