Валерий Казаков - Холоп августейшего демократа

Что же это я о делах государевых позадумывался? Баба мо­лодая напротив сидит, скучает, а я о военных! Может, ещё раз пойти с Гопсихой поприветствоваться? — и покосившись на по­допечную, отметил: — А губы-то у неё ничего, отменные губы, пусть потрудится, не отвалятся, чай!»

Повторное приветствие получилось каким-то затяжным, по­этому пришлось отсрочить запланированную коллегию, на кото­рую прибыл народ из всех окуёмов Необъятной. Но дисциплина на то и дисциплина, а генералы на то и генералы, чтобы аудиенции к ним в приёмных часами, а то и днями ожидать. На то она и царё­ва служба. И вот, с горем пополам, доведя не совсем государствен­ные целования до столь желанного ему конца, главный опричник так расчувствовался и размяк, что предложил рыжей бестии самой выбрать в сейфе пару госсекретов, годных для продажи на между­народном аукционе, не деньги же ей давать в самом деле. Но про­дувная и тёртая во всех отношениях девица предпочла секретам небольшую квоту на газ. А что делать, время нынче такое, всё на газу да нефтянке зиждется. Как оне у нас кончатся, так сейчас же конец света и наступит.

Чтобы сократить время на доведение нового задания до сво­его суперсекретного агента, было принято решение инструктаж провести прямо здесь, на разболтанном широком диване в ком­нате труда и отдыха.

— Агент Апостол! — как можно строже произнёс Эдмунди, — вам поручается задание государственной важности и стро­жайшей секретности. Детка! — переходя на покровительственный тон, продолжил он, — тебе предстоит проникнуть в Шамбалу...

— Лучше уже сразу обратно к мамке в уютное место! — воз­мущённо перебила его Эрмитадора. — Шамбалу эту драную, как дурак писаную торбу, весь мир уже которое столетие ищет! А я, вот, пойди и внедрись! Нет, не надо было тебя второй раз привет­ствовать, может мозги бы соображали...

— Молчать! Я не посмотрю на нашу дружескую связь и бы­стро тебя урезоню! Что, давно не была на экскурсии в наших под­валах, я это прямо сейчас организовать могу, хочешь? Молчишь? Вот и правильно делаешь. Я её, можно сказать, как золотой запас, берегу! Не дёргаю понапрасну, на самое ответственное припа­саю, а она тут выкобеливается! Молчи и слушай. Нашли мы эту Шамбалу! Да не таращи ты свои зенки, я те правду говорю! Вот смотри, у меня даже план есть, как туда попасть можно, — он извлёк из глубин дивана небольшую картонку, на которой был наклеен пожелтевший от времени и истлевший на сгибах кусок материи, испещрённый едва видимыми знаками.

Эрмитадора, как гончая, почуявшая зверя, моментально на­пряглась, забыв про обиды и препирательства, вытянула свою красивую шею и во все глаза уставилась на старинный план. Бу­дучи прирождённой авантюристкой, она с раннего детства тяну­лась к подобным вещам: древние карты спрятанных сокровищ, подземные катакомбы исчезнувших религий и культов, оккульт­ные организации, государственные перевороты и заговоры — всё это тянуло её к себе, словно магнит. Когда её сверстницы ещё играли в куклы, она уже в домашних условиях варила нитроклет­чатку и взрывала мусорные ящики. Эдмунди и глазом не успел моргнуть, как картонка с планом оказалась в руках рыжеволосой, которая, обойдя диван со стороны окна, бесцеремонно подняла жалюзи и с нетерпением одержимой принялась изучать план.

— Это древняя штука, очень древняя, древнее, чем потеря че­сти моей прапрабабушкой! Где взяли? — и, увидев ставшее наду­ваться значимостью лицо главкома опричников, скорчила кислую мину, предостерегающе выставив вперёд изящную ладошку с длин­ными пальцами. — Только не вкручивай мне, что это твои барбосы нарыли! Кишка у них тонка! Ладно, давай задание, я согласна.

Гопс на всё соглашалась сама, если это имело привкус насто­ящей авантюры, так было с самого начала её работы во всесиль­ном ордене «Пёсьих голов», суть которого она изучила настолько хорошо, что при случае могла использовать его силы в своих чи­сто шкурных целях, и, надо сказать, в этом она была не одинока.

А что здесь плохого, всяк пользует свою работу на своё личное благо, что токарь, что инженер, что чиновник, что тот же брат- опричник, неужто он хуже других?

Ещё будучи малолеткой, перед поступлением в Сорбонну Гопс подкатилась к Эдмунди, тогда средней руки опричному начальни­ку столицы, и тот набросился на её прелести, как кот на валериану. Встречи становились частыми, порой она сама себе удивлялась, откуда всё это в ней бралось, ведь не учил никто, не советовал, видать, врождённый талант, решила она и стала им пользовать­ся, словно домушник отмычкой. Однажды, пока хозяин кабинета преспокойно похрапывал, объевшись «скороспелой клубничкой», Эрми, дрожа от страха и возбуждения, спёрла у него ключи от сей­фа и за час пересняла на микроплёнку все оперативные документы на членов некоего элитного писательского клуба, а писателей офи­циальная пропаганда тогда долго и усиленно прочила в главные смутьяны Отечества. Но всё это на тот момент было абсолютной чепухой, и даже по корявым доносам сексотов и стукачей выхо­дило совсем наоборот. Однако какая держава может жить и про­цветать без внутреннего, а потому и самого коварного врага? И вот на почётное место врагов были назначены стареющие писатели, книги которых уже давно не читали, а имена и вовсе позабылись. Но у кого надо память длинная, а посему о них было доложено на самый верх и принято соответствующее решение. Юная Эрми в то время крутила свою третью настоящую и безумную любовь с писательским предводителем, бывшим футболистом и маститым поэтом Тавром Пелопонесским. Спасая любимого, как ей каза­лось, от неминуемой лютой гибели, она и пошла на этот рискован­ный шаг. Фотографии документов ушли за бугор, грянул скандал, любимого никто трогать не решился.