— Не обижайся на меня, Ен, уж больно необычный выдался ныне день, — потрепав по шевелюре сидящего к ней спиной Еноха, примирительно произнесла Машенька. — У тебя случайно расчёски нет?
На радость расчёска у него оказалась. Тщательно расчесав свои соломенные волосы, которые на жарком солнце моментально высыхали и начинали слегка кудрявиться, подивившись своим недавним наивным обидам, девушка довольно буднично чмокнула своего избранника в ухо и присела рядом, слегка покачивая головой и любуясь тёплой игрой солнца в своих пышных и густых прядях.
— Я не помню ничего из того, что произошло с нами прошлой ночью в пещере. Когда ты меня туда бросил, привязав к трупу твоей бывшей любовницы...
— Ну что ты! — почему-то очень испуганно вскрикнул Енох, вскакивая с места. — Я тебя и не думал туда бросать! Ты сама, сама, словно безумная, настаивала на этом, а вязал тебя к баронессе и толкал Сар-мэн! Когда вы исчезли в камне, и покрывало обратилось в сталь, я чуть было с ума не сошёл! Как ты можешь меня упрекать! Да я тебя люблю, и с этого дня никуда не отпущу даже на мгновение!
Ей было странно слышать, как он оправдывается, и ещё она почувствовала, что слова эти звучали не совсем искренне. Машенька ещё не знала, что любое оправдание всегда замешано на трусости и лжи.
— Успокойся, милый, видишь, всё обошлось хорошо, — ей почему-то хотелось ещё добавить, что Сар-мэн толкая её в бездну, спасал свою любовь, а вот кого или что спасал ты, мой милый, помогая ему в этом, неизвестно; однако она промолчала и продолжила: — Мы упали во влажный серебряный туман, подсвеченный снизу, и свет этот казался абсолютно материальным, он не давал нам камнем рухнуть вниз, мы медленно спускались, пока не попали во вращающуюся в разных направлениях световую воронку. Я улетела по часовой стрелке, а Эрми в обратную сторону, и всё...
— Как всё?! А что было в пещере, кто там есть? Видела ли ты того старика, про которого вы рассказывали с Дашкой? — с искренним интересом заглядывая ей прямо в глаза, выпалил Енох.
— Не было там никакой пещеры, ни стариков, ни девок, ни челнока, там был тёплый, добрый, яркий свет, тишина и покой, и всё. А потом я очнулась от холода на лугу у водопада. Испугалась и стала звать тебя.
— Глупышка! — обнимая готовую заплакать от жалости к себе девушку, произнёс Енох, целуя глаза возлюбленной. — Слава богу, всё позади! Пойдём в лагерь, а то нас там, я думаю, уже давно хватились и, наверное, ищут.
По дороге разговора не клеилось, и каждый молчал о чём- то своём.
А в это самое время, на камнях, уже согретых солнцем, у самой Бел-реки, которая только начинала свой могучий бег мелким широким ручьём, сидела Даша со своим женихом, они негромко разговаривали. Разговор вертелся вокруг лишь одной темы — будущей свадьбы. Про это важное событие знали уже все: и разбойники, и деревенские, да и сама барыня громогласно об этом объявила дворне, правда, предварительно оговорив обязательную Юнькину порку на конюшне. Но этакой мелочи особого значения старались не придавать, тем более, что совершать экзекуцию должен был старый приятель Прохора, ветеран Кавказских войн, престарелый инвалид Дон Петро де Анчоус, служивший когда-то в армии Арно Великого и добровольно сдавшегося нам в плен под пограничным городом Одинцово. Правда, сдача эта была вроде как и не совсем добровольной, а завязанной на некоей любовной интриге, с изменами и дуэлями, однако, сие происходило так давно, что и концов сегодня сыскать было уже невозможно.
— Главное, ты с Макуты-то барыш за трофею стребуй, — нежно поглаживая лежащую на её коленях голову будущего мужа, вкрадчиво внушала Дарья. — Кто ж его знат, коды ещё такой случай подвернётся. Да и с Сар-мэна-то — немного подумав, продолжила она, — тоже след какие-никакие таньги слупить за воскрешение этой городской лахудры. Через твою тряпицу-то всё это святотатство сотворилось. И как он с этой мертвячкой любиться-то далее будет, уму не приложу. Я как вспомню ее холоднющую, яко лёд, в той пещоре, так мураш по шкуре прямо снуёт! Б-р-р-р-р!
— Во-во, точно! С атаманом ты это верно придумала! Ну и голова! — вскакивая и крепко хлопая себя по коленкам, выпалил Юнька. — Голова, слов нет, я бы до энтого ни в жисть не додумался! Ай, молодца! — парень, от избытка обуявших его чувств, схватил лежащую рядом с ним длинную палку и стал, как ребёнок, колотить ею по воде. — Машину, японку я с него стребую, трёхлетку! — палка хлопала о воду, вздымая фонтаны брызг. Неожиданно её конец выдернул из воды, словно рыбину, какую-то тряпку, и та, пролетев над их головами, шлёпнулась позади.
Читать дальше