Леонид Бородин - Бесиво

Свободной шконки и тут, на спецу, тоже не было, но это нормально. На полу, пока кого-нибудь не переведут на «осужденку» или не угонят на этап. Тоже в основном молодежь, но к себе с уважением, в камере чисто. Параша надраена. Домино, шахматы, книги. Хоть в этом повезло. Теперь одна задача— убедить сокамерников, что он не «наседка». А убедить непросто, если «следак», то есть следователь, таким вот образом поломать задумает. Просто делается. Сперва на допрос вызывается кто-нибудь, кто в глухом отказе. Когда приходит, все спрашивают, как дела, мол… И через какое-то время, чаще прямо в обед, вызывают, кого хотят подставить. Держат недолго, и назад. Всякому подозрительно: чего это дергали на десять минут? Значит, отчитался, про что в камере базарили… Сперва косяк будет, а потом и выживать начнут. По-хорошему и не по-хорошему. И тогда хана! Ни в одной камере жизни не будет, хоть вешайся или вправду колись до задницы.

Правда, Саньке колоться не в чем. Взяли-скрутили с поличным, с вилкой в руке, а рука вся в ментовской кровище… Как всегда, все получилось глупо, тупо… Позорно. Вдвойне позорно, потому что года-то уже какие — на пенсию пора, и — на тебе! Хулиганство. Стыдно в камере рассказать. Из шестерых два парня за наркоту, один — убийство, еще два — разбой, и последний, самый молодой — взятка в десять штук зеленых. Коль на спецу, значит, не по первой ходке. Солидная публика. Чтоб мастью не позориться, Санька свою обычную «хулиганку» изобразил как месть менту за что-то, что будто бы было в прошлом, а про это прошлое — молчок. Никто не наседал. Напротив, нападение на мента, хоть и с вилкой, а не с пером или пушкой, все равно дело уважительное и возраст оправдывающее.

Поскольку дело было ясное, на допросы Саньку не дергали. Один раз сходил, подписал обвиниловку и теперь известное дело — жди суда до опухания. Колоти в домино, изучай гамбиты да книжки почитывай. Червонец светил Саньке, как месяц в небушке. Откуда-то объявился адвокат. Когда Санька в камере назвал его фамилию, камера зауважала его — адвокат-то дорогущий, только шибко «крутым» доступный. Какой-то мощняк отмазывает — так решили. Санька на этот счет таинственно помалкивал, догадываясь, конечно, что без соседа-дачника тут не обошлось. На сколько отмажет — вот вопрос! Важнейший вопрос, потому что весь душевный настрой уже давно, а после истории с валютой и вообще — на тихую жизнь у моря с бабенкой-разведенкой, и пусть с детишками даже… Все сны про то… А пока сон не идет, все думы про то же самое. И обида на себя, дурака, хоть слезами плачь! Припрятал малость валюты от братана и решил гульнуть, как в прежние геологические времена, — так-то уж расслаблялись, на материк возвратясь… Но тогда кто-нибудь из корешей обязательно придерживал за штаны от полного разносу… А в этот раз все были чужие, случайные, только и делали, что подначивали, и все смотались вовремя…

Адвокату же это обстоятельство по душе. Втолковывает Саньке, что не может он точно помнить, он ли именно пырнул мента, или кто ему вилку уже после в руку сунул. Пырнул-то куда? Чуть выше задницы, со спины то есть. Мент тоже не может быть уверен на все сто, кто именно, — свалка! К тому же освидетельствование показало сильнейшую степень опьянения Александра Михалыча Рудакина — при такой степени память отключается. Потому первичное признание подследственного сомнительно и, более того, в известном смысле в пользу… Осознание вины за антиобщественное поведение и готовность взять на себя по причине беспамятства, а вовсе не покрывания собутыльников, которых даже фамилий не знал и вообще впервые видел, что почти доказано… Если эта туфта проходит, адвокат гарантирует не более четырех лет. И шибко доволен при этом, ручки пухленькие потирает или же бороденку поглаживает.

И по нынешним адвокатским временам во время следствия не допускается адвокат. Но, знать, расстарался братан Андрюха через своего соседа, потому что нынче всякий закон тоже свою цену имеет.

Санька уверен, что, будь их сосед по деревне еще круче, чем есть, вообще выпустили бы на второй день, а за травмы еще и приплатили бы. Но сосед не шибко крут в областном масштабе, и потому, будь добр, радуйся, что всего лишь «четверка» светит вместо червонца.

А Саньке и четыре — хоть вой. Не хочет он сидеть, когда вот она, в руках мечта-синичка! Только глаза закрой — перед глазами пачки «зелени», от крови бандитской отмытые, утюгом просушенные да проглаженные. Через них новая жизнь просвечивается — на веранде в креслице-качалке, а тот же горшочек с цветком швырни — волна подхватит, совсем рядом волна-то, а бабенка мяконькая, скорее всего хохлушка, под боком хихикает по-доброму и отобедать приглашает чем Бог послал…