Леонид Бородин - Бесиво

— Да какие люди! Рвань это! Бандиты. Зато все чисто! Сгорели на фиг, и все дела!

Андрюха с сомнением качал головой, подсчитывая, что насобирал.

— Документы… Пошариться бы, да ведь перемажешься…

— Да плевать… Как насчет бабах? Оно бы и так, да повезло, бак не разбило… Представляешь, как рванет? Только подлить чуть-чуть!

— Ладно, — согласился Андрюха, — давай собирай тут, а я полезу откачаю ведерко. Ведерка хватит?

— Запросто!

— Ну, чего удумали? — спросила сестра, когда Андрюха объявился над оврагом.

— А то и удумали. Щас увидишь.

Когда спускался с бензином, два раза чуть не кувыркнулся вместе с ведром — сплошная склизь. Санька уже стоял в сторонке, в руках пакет полиэтиленовый.

— Вот, тару нашел. Не поверишь, здесь четыре бутылки пива лежали, и только одна разбилась, и то потому что вылетела из пакета.

— Получается, бутылка крепче башки. Держи, а я полью как надо.

Потом они долго и безуспешно пытались хотя бы размазать следы на спусках, свои следы и Галинкины. А след от ее мопеда, с ним вообще ничего не поделаешь. Тогда решили, что сеструха и позвонит в район, мол, так и так, в овраге машина горит. Нормально. Все знают, что она этой дорогой ездит. И только когда все оговорили, Андрюха примочил бензином тряпку, обернул ею камень, поджег Санькиной зажигалкой и кинул. Рвануло сперва пламенем, потом черным грибом дым вздыбился над оврагом. А когда добежали до машины и усаживались, по новой рвануло, что тебе бомба: ихний бак взорвался.

В деревню — не сразу. Покрутились проселками, на областное шоссе выскочили, потом уже в другом месте снова ушли на деревню. Галинка пересела на мопед и поехала в Селюнино, где телефон ближе всего. Андрюха наперво растопил печь в бане, где и пожгли на всякий случай резинухи, хотя чего там, штамповка, у всех след одинаковый.

Только потом заперлись в бане и вывалили из пакета добычу. Андрюха рванул за грудки Саньку, чуть в рожу не дал. Больше половины бумажек в крови.

— Да отмоем! — орал Санька. — Сам отмою, просушу да утюжком еще. Как новенькие будут.

Андрюха брезговал прикасаться к замаранным, и Санька начал считать, ему кровь по фигу. Засохшая к тому же. Мелочовки не хватило до двадцати тысяч. Знать, двадцать и было. Почти все выбрали. Сотенных — всего девять штук. Двадцатки больше. И чего теперь с ними делать? Решили, пока ничего. Пусть полежат — жратвы не просят. А там решится, как поделить, Галинке сколько и как. Если в области поменять на рубли…

Другой день, как раз когда милиция по оврагу елозилась, Андрюха специально поехал будто бы посмотреть — уже в деревне все знали, — а в натуре на всякий случай след своей резины узаконить, кто их знает, вдруг менты окрест шариться надумают. А Санька весь этот день отмывал деньги, сушил и гладил, и лишь несколько штук пожег — будто пропитались кровью, как ни три — пятно.

Андрюха что увидел в овраге — аж замутило. Трупы выгорели, но человеческое — оно все равно остается, сколь ни жги, и от этого, что остается, никак глаза не отвести, просто самомучительство какое-то. Ментов понаехало три машины, да еще «скорая», да еще из деревень ближайших машин с полдесятка, над оврагом толпища — какие там следы. Менты орут, чтоб отошли, да кто ж такое зрелище упустит, когда трупы потащили наверх, в «скорую». А гаревая вонища кругом, хоть нос затыкай, — горелое железо вперемежку с паленой человечиной и резиной.

Нет, никакого милицейского шороха по деревне Шипулино не произошло. Никого никуда не вызывали. Даже Галинку, и ту не тронули. Знать, похерили дело. Оно и правильно, так и весь народ рассуждает: бандиты бандитов «мочат», и пусть себе на здоровье…

Андрюха, когда еще только начинал жить по-человечески, в подполе дома, в боковом венце, что почти в обхват, тайничок выскоблил на всякий случай — от городской шпаны, что на машинах моталась по деревням, высматривая, кого бы грабануть. И случалось, подчистую выскребали, если иной шустрый мужик кой-чего поднакопить успел, да не успел спрятать. Слава богу, в Шипулино не заглядывали. Может, слава не Богу, а тому же Сергею Иванычу, который не только в районе силу заимел к тому времени, но и в области с ним всякая бандитская шелупонь считалась.

В этот тайничок и упрятал Андрюха бандитскую валюту — сроду не найдешь. Брату не показал, незачем, да он и не напрашивался.

Только спустя несколько деньков вдруг запросился Санька в город, дескать, по свадебным делам больше невмоготу, а в городе, глядишь, какая-нибудь работенка по душе отыщется. На его просьбу Андрюха рассуждал так: пусть братан помотается, ничего путного в его годы уже не найти, разве сторожем… На такое не пойдет, гордость еще не потерял. Помотается и вернется. Глядишь, и отговорить удастся от «сочинских затей». Ну купит он там домишко, а жить на что? Даже если и все бандитские деньги возьмет — все равно мелочовка… Никуда не денется, пристроится к хозяйству. Ведь нужен, еще как нужен… Деньги Санька брал от брата смущаясь. Приговаривал: да хватит, хватит, ну куда мне столько…