Элис Сиболд - Счастливая

Я начала понимать, что подвох крылся именно в этом. Возможно, у меня еще оставался шанс.

— Нет, — ответила Гейл, — это будет нарушением прав обвиняемого. Вам просто расставили ловушку. Он использует этого своего приятеля, а приятель использует его, как делалось уже не раз. Они похожи как две капли воды.

Я ловила каждое ее слово. Юбельхоэр повидала всякое, но осталась неравнодушной и сейчас клокотала от ярости.

— А этот взгляд?

— Его дружок делал все, чтобы вас запугать. Ему было видно, когда вы появились за зеркальным экраном, и он начал давить вам на психику. А подозреваемый в это время стоял и смотрел под ноги, будто он вообще ни при чем. Погулять вышел и заблудился.

— И мы не сможем использовать это в суде?

— Нет. Перед началом опознания я внесла официальный протест, который будет приобщен к протоколу, однако это всего лишь формальность. Вот если он сам проболтается, что действовал в сговоре, тогда другое дело.

Мне виделась в этом вопиющая несправедливость.

— У обвиняемого всегда больше прав, — подчеркнула Гейл.

Я жаждала фактов. В эти минуты, когда любая моя ошибка могла стоить чересчур дорого, факты были нужны как воздух.

— Именно поэтому закон и пользуется таким термином, как «обоснованное сомнение». Задача его адвоката — создать почву для такого сомнения. Опознание представляло для них немалый риск. Мы опасались таких уловок, но в архиве не оказалось нужных фотографий, а от выступления на предварительных слушаниях обвиняемый отказался. У нас не было выбора. Отменить опознание невозможно.

— А зачем брать волосы для экспертизы?

— Если нам повезет, они совпадут с образцами по всем семнадцати возможным пунктам. Однако даже волосы, взятые с одной головы, могут различаться по ряду признаков. Пэкетт решил, что игра стоит свеч. Возможно, он готовит версию о том, как в тот вечер вы лишились девственности по доброй воле и тут же пожалели о содеянном, а теперь готовы обвинить первого встречного с черной кожей. Он пустится во все тяжкие, чтобы вас замарать. Но мы не позволим этого сделать.

— И что теперь?

— Большое жюри.

Я окончательно пала духом. Вторая стадия этого испытания была назначена на два часа, а мне никак не удавалось собраться с мыслями. Помню, я решила, по крайней мере, с пользой провести остававшееся время, чтобы вычеркнуть из памяти утреннюю неудачу и не обращать внимания на ту грязь, которую намеревался вылить на меня адвокат Мэдисона. Звонить матери я не стала. Хороших новостей у меня не было, если не считать того, что со мной оставалась Юбельхоэр. Я представила, как она руководит взятием лобковых волосков.

К четырнадцати часам меня привели в комнату ожидания рядом с залом, где проходили заседания большого жюри. Там уже поджидала Гейл. У нас даже не оказалось времени переговорить, как она того хотела. В обеденный перерыв она занималась составлением вопросов, и, хотя меня по графику назначили на два часа, передо мной должны были выступать еще какие-то свидетели. Триша, которую я клятвенно заверила, что справлюсь, ушла после опознания.

В ожидании своей очереди я старалась думать о завтрашней контрольной по итальянскому. Вытащила из рюкзака листок и стала изучать предложения-образцы. Поболтала о трудностях иностранного языка с тем полицейским, который подвозил меня утром. Было бы здорово, окажись рядом Тэсс. Я ужасно боялась оттолкнуть ее и Тоби своими проблемами и потому готовилась к их занятиям так же тщательно, как и ко всему, что касалось моего дела.

В коридоре началось какое-то движение. Ко мне шла Гейл. Она быстро объяснила, что будет задавать мне вопросы о событиях того вечера, после чего плавно перейдет к выяснению моей способности опознать насильника, а также патрульного Клэппера. Ей хотелось, чтобы я четко заявила о том, что колебалась в выборе между четвертым и пятым, и объяснила причину. Она сказала, что каждый ответ я могу обдумывать без всякой спешки, сколько душе угодно.

— Это будет проще, чем предварительные слушания. Верьте мне, Элис. У вас может сложиться впечатление, будто я говорю слишком сухо, но помните: мы здесь для того, чтобы добиться права выдвинуть обвинение, и до какой-то степени… ну вот, большое жюри уже собралось, все двадцать пять присяжных на месте; представление начинается.

Она ушла. Через несколько минут меня провели в зал. Как и в первый раз, я смешалась. Место свидетеля располагалось в самом низу. Вверх от него амфитеатром расходились ступени, на которых были закреплены ряды вращающихся оранжевых кресел. Ступени расширялись, образуя дугу, и увеличивались по мере подъема. Там было достаточно мест для всего состава суда, а также для запасных, которые сидели на всех заседаниях, не имея права голоса.