Александр Чудаков - Сборник памяти

Александр Павлович Чудаков был ярким, особенным человеком. Замечательный филолог, чеховед, в последние годы жизни увлеченно занимавшийся Пушкиным.

«Слаб стал до слез на великую русскую литературу», – записывает он в дневнике последнего, 2005 года. Всю жизнь ею заниматься – и все равно воспринимать ее как исключительно близкое, личное, свое, родное. Не сухое – видали мы сухих профессоров, – увлаженное слезами, высокое отношение. Пушкин: «Над вымыслом слезами обольюсь», а Чудаков – над Пушкиным.

И это ведь – слезы высокого, представительного, красивого и совсем не старого мужчины.

Это был поистине чеховский (вымечтанный Чеховым) человек. В человеке ведь все должно быть прекрасно… В нем, в А. П., все и было прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли.

А как он смеялся!

И ни капли – раба.

Об этом свидетельствуют не только его литературоведческие труды.

Он стал – уже после своих пятидесяти – писателем. Автором одного – увы, всего одного, но – замечательного во многих отношениях романа. И я рада, что имела непосредственное отношение к его публикации.

Мое знакомство с А. П., как и у всех будущих филологов моего поколения, началось заочно. Еще в старших классах средней школы, а тем более на 1-м курсе филфака МГУ, я читала «Новый мир». И обратила внимание на статью «Заметки о языке современной прозы», подписанную двумя именами – Мариэтта и Александр Чудаковы. Статью я по сей день помню. Позже – чтение и изучение книг Ю. Н. Тынянова, Б. М. Эйхенбаума – текстов, расширявших тогда сознание филологов, сопровождалось чтением комментариев, написанных все теми же М. и А. Чудаковыми, которых я с тех пор оценила – и ценю всю жизнь.

Прошли годы.

Александр Павлович Чудаков позвонил мне в редакцию. Как помнится, находилось «Знамя» тогда еще на Никольской улице, внутри Китай-города, в Чижевском подворье. Вход из-под старой арки, с вечной лужей под ней (лужу авторам и сотрудникам редакции приходилось практически переплывать): «Хочу вам кое-что предложить». – А что такое, есть новая статья? Я обрадовалась – замечательный автор, если у него есть что-то новое, это всегда украсит страницы журнала, его вторую половину.

Тем более – у нас есть специальная рубрика, «Пристальное прочтение»… Но пока все эти соображения менялись в моем сознании, знакомый голос ответил: «Нет, не статья. Другое». – Другое? (Я была сразу заинтригована.) Приносите поскорее! – «А вот сейчас и принесу».

Не прошло и часа, как передо мной сидел Александр Павлович, прекрасный, большой, румяный, веселый, с ясным и теплым из-под очков в пластмассовой оправе взглядом. А на столе у меня появилась толстая папка с тесемками. Роман? Не может быть. – Да, роман.

Читать я начала буквально тем же вечером, быстро, очень быстро прочитала, изумилась, передала читать Сергею Чупринину и в отдел прозы. Мы быстро и дружно сошлись на том, что безусловно берем и печатаем, только, может быть, попросив автора немножко подсократить – иначе в два номера не влезет. А журнал, увы, не книга…

Оказывается, Чудаков был полгода приглашенным профессором в Сеульском университете (Южная Корея), и там, как он мне сказал, «от нечего делать», точнее – «времени было навалом», начал себя пробовать в ином виде литературы. Не интерпретаторском, не комментаторском – а прямо сочинительском! Попробовал, и ему понравилось. Вот так он и исписал две, если не больше, сотни страниц.

Конечно, главный герой, от лица которого ведется повествование, Антон, – это альтер-эго автора. Все, что пережил молодой герой, пережил сам автор – в Казахстане, куда была сослана семья, а потом в Москве, куда он поехал, чтобы поступать в университет. Не буду пересказывать роман – кто читал, тот поймет мою радость при знакомстве с этой прозой, полной благородства, а кто не читал – пусть прочтет и тоже порадуется. Очень, очень хорошо, – позвонила я Чудакову, – чтобы сообщить ему о положительном редакционном решении. Комплиментов не говорим – печатаем! Это и есть наш главный комплимент автору. И редактор назначен – Елена Хомутова.

Что поразило в этом не совсем обычном, пересекающем границы жанров романе?

Зрение писателя.

Все знают, что Чудаков анализировал вещный мир Чехова. Прекрасно чувствовал вещную деталь – и замечательно об этом написал в своих книгах, Чехову посвященных.

В романе обнаружилось прекрасное владение вещным миром в собственном слове. Потом уже, когда мы присудили автору ежегодную «Знаменскую» премию с тогда еще не очень вызывающим наименованием «Премия за произведение, утверждающее либеральные ценности», Александр Павлович сказал в своей благодарственной речи: