Александр Чудаков - Сборник памяти

Как комментатор А. П. блестяще проявил себя в работе над 18-м томом Сочинений. Во вступительной статье к примечаниям тома, очень обстоятельной, охвачен, в сущности, весь творческий путь писателя, начиная с гимназических сочинений и кончая редакторской работой последних лет. И составил перечень 27 произведений, по его мнению, ложно приписываемых Чехову.

Подготовка для этого тома шуточного рассказа «Сапоги всмятку» – моя единственная с ним совместная работа. И, как я вспоминаю, на мою долю выпала публикация текста рассказа, а А. П. составил подробный комментарий, исправив попутно традиционную ошибку в дате письма Чехова к М. В. Киселевой, сопровождающего текст рассказа, посвященного ее детям (см.: С. 18, 225). Блестящий талант Чехова-юмориста и точный комментарий делают эту публикацию одной из жемчужин тома.

А. П. был и активным участником разделов «Dubia» и «Редактированное» в этом томе. Среди чужих текстов, исправленных Чеховым, впервые публиковалась «Ссора» А. К. Гольдебаева (А. Семенова). Отметив общую черту чеховской правки чужих рукописей – то, что он «не подчинял манеру редактируемого автора целиком своей собственной» (С. 18, 314), А. П. закончил раздел мыслью, что рассказ Гольдебаева благодаря правке Чехова стал его лучшим произведением.

Чувство справедливости, свойственное Александру Павловичу, сказалось на его отношении к Нине Ильиничне Гитович, вложившей неоценимый вклад в серию Писем собрания сочинений. Он высоко ценил ее самоотверженный труд, и когда она была практически отстранена от общения с ИМЛИ, навещал ее. Он по себе знал, что значит быть в немилости у так называемого начальства.

Жизнь расставила все по справедливости. Он не был допущен на первую конференцию в Баденвейлере в 1985 году, однако оказался самым упоминаемым специалистом по Чехову в вышедшей книге докладов на этой конференции, что легко заметить по алфавитному указателю имен. А спустя некоторое время стал личным гостем мэра г. Баденвейлера. И был приглашен на вторую конференцию в Баденвейлер в 1994 году, посвященную вопросам философии и религии в жизни и творчестве Чехова. Помню, как радостно его встречали чеховисты из разных стран.

В своем докладе «Человек поля», посвященном вопросу о религиозности Чехова, он опирался на одну из главных идей своей книги 1971 года «Поэтика Чехова»: «Догматично у Чехова только одно – осуждение догматичности. Никакая неподвижная, не допускающая коррективов идея не может быть истинной». Свой доклад он иллюстрировал изображением яйца в двух позициях: «Есть Бог» и «Бога нет». Вывод его совпадает с чеховским способом установления истины: «В сознании Чехова антиномически сосуществовали христианские представления о телеологии мироустройства и научный антителеологизм (в дарвинском смысле)». Доклад живо обсуждался, и «яйцо Чудакова», как шутили, оказалось веским доводом в пользу сложного представления Чехова о мире.

После завершения работы над ПССП мы встречались чаще всего в ИМЛИ или во время поездок на конференции. Помню его оживленно беседующим с крупными специалистами разных стран и молодежью, еще до Баденвейлера, в Нью-Хейвене и во множестве «чеховских» городов – от украинских Сум до Иркутска, а особенно часто в Ялте и Таганроге. Называю лишь города, где бывала и я, остальных, где бывал он, было гораздо больше. Известным специалистом по Чехову он стал уже после первой книги, а присутствие на многих конференциях прибавляло ему уважения и вызывало личные симпатии. Незабываемо его присутствие на Мелиховской международной чеховской конференции 2000 года. Его доклад значился в начале программы пленарного заседания 29 января: «Исчерпывающая прижизненная критика как фундамент научного изучения Чехова» (этой теме он уделил много лет, составляя библиографию чеховской прижизненной критики).

На вечерние неформальные, как это стало называться, встречи в дни заседаний в Мелихове, впрочем, как и в других местах, мы собирались, отчасти чтобы обмениваться впечатлениями от докладов (эта конференция была «многосекционной», и мы сожалели о невозможности слушать все доклады), а отчасти чтобы повеселиться. Шутки, воспоминания, пение, в которое втягивались и скромные, обычно не раскрывавшие рта люди. Именно там открылась еще одна грань личности А. П., ученого мирового значения, – уменье возглавить такие сборища, сочетать серьезное со смешным.

В недавнем письме из Южно-Сахалинска директор чеховского музея И. А. Цупенкова вспоминала встречу с А. П. в Японии в 2004 году, в частности, то, как он «увлекательно рассказывал разные литературные байки, читал стихи» и вообще вел себя «с некоторой долей гусарства, что ничуть его не портило».