Михаил Чулаки - Долгие поиски

— И я пойду, — некстати вмешался Боря Климович, — мы с Саввой старые друзья.

— Зачем же сразу всем, — с досадой сказал Егор. — Мы бы сегодня, ты бы завтра — и другу твоему вдвое больше развлечений.

— Нет, я хочу сегодня.

Боря упрям, это всем известно.

— Ну тогда ты — сегодня, мы — завтра.

— Нет, я завтра не могу, — быстро сказала Лена. — Завтра у нашей Люськи день рождения.

— Ну, значит, все сегодня, — покорился Егор.

Редко бывает так, чтобы выходило не по его, и Егор помрачнел.

А Филипок молчал. Ел, головы не поднимал. Его бы позвать с собой! Лена — самая бойкая девчонка в цехе, а вот сейчас не знала, что придумать, чтобы позвать Филипка. Рядом с ним она сразу вспоминала, что ей уже двадцать два, что успела уже замуж сходить и обратно вернуться. Рассказали уже, наверное. А нет, так расскажут.

— Смотри, Леночка, наш-то стукнутый дает. Доход с котелком!

За соседним столиком давал представление электрокарщик Гриша. Он пренебрег комплексным обедом, взял десяток сосисок, поставил миску на стол, но сам не садился. Подойдет, съест сосиску стоя и ходит вокруг стола упругой походкой супермена. Интересующимся Гриша охотно объяснял, что, если во время еды ходить, пища перерабатывается не в жир, а в мышцы.

Лена нехотя взглянула и отвернулась.

— А ты, Леночка, разве не любишь мускулистых? — спросил Вася.

И этот липнет. Ну почему все к ней липнут?! Лена искренне забыла, что раньше ей это нравилось.

А у Васи не было никакой задней мысли. Ему нравилось так разговаривать, вот и все. Тем более рядом не было Нади, которая обязательно бы обиделась, если бы услышала, не разговаривала бы целый день. Надя ему даже нравилась, он не против гулять с ней, даже приятно, — но не все же время гулять. А Надя норовит его к юбке пришить, как Тамарка Петю Сысоева.

Лена ничего не ответила Васе. Посмотрела на Филипка, тот допивал компот. Допил, встал. И она встала.

— Куда же ты, — сказал Егор. — Как договоримся?

— Встретимся у проходной. Я в страхкассе денег возьму.

— Брось ты мелочиться. Куплю я чего-нибудь.

А Филипок уходил.

— Как хочешь. В общем, у проходной, — и она пошла за Филипком.

Догнала уже на улице.

— А что у тебя с матерью? Ты утром недосказал.

— Под машину неудачно попала.

— Вот теперь? Она в больнице еще?

— Нет, давно уже. И дома давно.

Видно было, что Игорю не нравятся расспросы. Но Лена не отставала.

— Она что — ходит? Или лежит?

— Ходит немного. По комнате.

— Так как же вы? Вы вдвоем? Или еще кто-нибудь?

— Вдвоем.

— Так как же? Тут женщина нужна. Помыть. А я и уколы делать умею. У меня мама сестрой работает. Я тебе помогу, можно?

Она боялась, что Игорь спросит: «А кто ты такая? Что тебе у нас надо?» Но он только пожал плечами.

— Давай, раз такая добрая.

Лена осмелела.

— А ты очень любишь маму, да?

— Надо, вот и ухаживаю. Куда деваться. А если тебе интересно, могу откровенно. — Он наклонился к ней и сказал шепотом: — Я на самом деле плохой сын. Я на нее злюсь за то, что она под машину попала. Нечего было бежать, где не полагается. И себе жизнь испортила, и мне. Только ты ей не говори. — Выпрямился и спросил уже громко: — Ну как, довольна?

— Врешь ты про себя, — сказала Лена.

— Не вру. Просто смотрю на себя честно.

— Сегодня прийти?

— Ты же к Копченову идешь.

Значит, расслышал все-таки! Запомнил!

— Я же у него недолго.

— Приходи, если хочешь.

Вася допил компот и повернулся к Климовичу.

— Ну что, Кащей, козла забьем? Я пойду забью на мусор, а ты подходи.

В красном уголке некоторые играли в шахматы, другие читали растрепанные «Огоньки» и «Крокодилы», но страсти кипели только вокруг домино. Вася с Климовичем уселись против Ароныча и Леши Гусятникова; Леша недавно закончил вечерний техникум и перешел из токарей в технологи, чем очень гордится. Борис Евгеньевич много раз выговаривал Аронычу, что тот за домино теряет авторитет, но Ароныч отмахивается:

— О работе мысленно подумать некогда, а про авторитет и вовсе в голове не умещается.

Это все отговорки, на самом же деле Ароныча непреодолимо тянет к шаткому фанерному столу, предназначенному для забивания козла; не раз уже столешница была пробита торжествующими игроками: «Мыльного ставлю! — Азичного! — Рыба!!» Тянет так же, как многих несчастных литературных героев притягивает сверкающая рулетка; впрочем, Аронычу его страсть не грозит разорением, потому что игра идет не на интерес, победа ценится сама по себе и побежденные уходят, осыпанные насмешками, и долго переругиваются, сваливая вину друг на друга: «Кто же с длинного конца слезает?!» — «Так если у меня шестеренок полная рука, а они на рыбу идут!» («Шестеренками» называются шестерки, тройки — «косяки», или «косушки», а к пятеркам непонятно почему прилипло название «миномет».)