Марк Салливан - Под алыми небесами

Под бюстгальтером он увидел пулевое отверстие, и такой же, как у Долли, кровавый цветок расцвел на ее обнаженном животе. На лбу у нее той же помадой, которой партизаны немилосердно раскрасили ее губы, было написано «шлюха».

Пино смотрел на нее, обезумев от горя и скорби, дрожа от чувства утраты. Он убрал мешочек с камфорой от носа. Вдыхая жуткий запах тления, он развязал платок, вытащил оттуда камфору, стер помаду со лба и губ Анны, и наконец она стала почти похожа на ту Анну, которую он помнил. Он положил платок, сцепил руки и уставился на нее, ощущая запах ее смерти, вдыхая его глубоко в легкие.

– Я был там, – сказал Пино. – Видел, как ты умерла, и не сказал ничего, Анна. Я…

Слезы потекли из его глаз, он согнулся пополам.

– Что я наделал? – простонал он. – Что я наделал?

Слезы струились по его щекам, а он покачивался взад-вперед, глядя на обломки своей любви.

– Я предал тебя, – глотая слезы, сказал Пино. – В канун Рождества ты была вынуждена встать рядом со мной, пойти на этот огромный риск. Но я не сделал все, что должен был сделать. Я… я не знаю почему. Я даже себе не могу это объяснить. Я бы хотел стоять рядом с тобой у той стены, Анна.

Он потерял счет времени, стоя перед ней на коленях, почти не осознавая, что мимо него проходят люди, кидают взгляд на остриженную голову Анны и вполголоса отпуская комментарии на ее счет. Теперь они не могли ей навредить. Он был здесь, и они больше ничем не могли ей навредить.

– Пино?

Он почувствовал руку на своем плече, поднял голову, увидел отца и дядю.

– Мы собирались иметь… все, папа, – сказал Пино изумленно. – Наша любовь должна была длиться вечно, никогда не кончаться. Мы не заслужили этого.

Душа Микеле разрывалась.

– Ужасное горе, Пино. Альберт только что сказал мне.

– Это горе для нас обоих, – сказал его дядя. – Но мы должны идти, и мне тяжело говорить тебе об этом, но ты теперь должен оставить ее.

Пино хотелось подняться и избить дядюшку до полусмерти.

– Я останусь с ней.

– Нет, – сказал Микеле.

– Я должен похоронить ее, папа. Нужно, чтобы ее отпели.

– Это невозможно, – сказал дядя Альберт. – Партизаны проверяют, кто забирает тела. Они и тебя сочтут коллаборационистом.

– Мне все равно.

– Но нам – нет, – твердо сказал Микеле. – Я знаю, сынок, это больно, но…

– Знаешь? – воскликнул Пино. – Если бы здесь лежала мама, ты бы оставил ее?

Его отец ссутулился и отошел:

– Нет, я…

Дядя Альберт прервал его:

– Пино, именно этого хотела бы Анна.

– Как вы можете знать, чего хотела бы Анна?

– Я собственными глазами видел, как она любит тебя, в тот канун Рождества. Она бы не хотела, чтобы ты умер из-за нее.

Пино смотрел на Анну.

– Но у нее не будет ни похорон, ни надгробия – ничего.

– Я спросил у человека в часовне, – сказал дядя Альберт, – что будет с невостребованными телами, и он ответил, что все они получат благословение кардинала Шустера, будут кремированы и захоронены.

Пино медленно отвернулся от Анны и посмотрел на дядюшку, потом снова на Анну:

– Но куда я буду приходить…

– Чтобы поклониться ей? – спросил его отец. – Туда, где вы оба были счастливы, и она всегда будет там. Можешь мне поверить.

Пино подумал о маленьком парке в Черноббио на юго-западном побережье озера Комо, где Анна фотографировала его с ее лентой на голове и все казалось идеальным. Он посмотрел на холодное лицо Анны. Уйти от нее казалось ему предательством, которое не подлежит прощению.

– Пино, – тихонько сказал отец.

– Я иду, папа.

Он шмыгнул носом, отер глаза платком, оставив следы помады на своем лице, и подсунул платок, мокрый от его слез, под ее бюстгальтер.

«Я любил тебя, Анна, – подумал Пино. – И буду любить вечно».

Потом он наклонился, поцеловал ее и простился.

Пино поднялся на нетвердых ногах. Отец и дядя поддерживали его под локти. Он пошел не оглядываясь. Не мог оглянуться. Если бы оглянулся, то не сделал бы больше ни шагу.

Когда они вернулись в часовню, Пино уже шел без их помощи. Он пытался прогнать из головы образ мертвой Анны, вспоминая Анну в кухне Долли тем вечером, когда он спас генерала от смерти, Анну, которая рассказывала ему о том, как проводила на море утро своих дней рождения.

В его воспоминаниях остались последующие события – они заворачивают тело Марио в простыню, выносят его из верхней галереи к партизанам, которые проверяли тела. Партизаны идентифицировали форму Марио и пропустили их. Потом они нашли телегу и отвезли тело через весь город к гробовщику, другу семьи.