Марк Салливан - Под алыми небесами

– И что вы собираетесь делать?

Тетушка Грета перестала мыть посуду в раковине, повернулась к мужу, который пристально смотрел на племянника.

– Альберт, – сказала она, – я думаю, неправильно просить его о таких вещах. Мальчик и без того делает достаточно. Пусть попробует кто-нибудь другой.

– Никого другого у нас нет, – сказал дядюшка.

– Ты не говорил об этом с Микеле.

– Я собирался попросить Пино сделать это.

– Да что «это»? – раздраженно спросил Пино.

Дядюшка задумался, потом сказал:

– Помнишь, что под квартирой твоих родителей?

– Квартира для высокопоставленных нацистов?

– Да. Тебе эта идея покажется странной.

– Я сразу сказала тебе, что это нелепая затея, Альберт, а теперь чем больше я об этом думаю, тем безумнее она мне кажется, – сказала тетушка Грета.

– Ну, это пусть Пино решает.

Пино зевнул и проговорил:

– Через две минуты я иду домой спать, скажете вы мне, что надумали, или нет.

– В квартире под вами установлена коротковолновая рация, – сказал дядя Альберт. – Провод от нее выходит в окно к антенне, установленной на наружной стене террасы твоих родителей.

Пино помнил это, но пока так и не мог понять, к чему ведет дядюшка.

– Так вот, я думаю, – продолжил дядя Альберт, – если немецкие пеленгаторы ищут незаконные рации, ведущие передачи через незаконные антенны, то мы можем их одурачить, подсоединив нашу незаконную рацию к законной немецкой антенне. Понимаешь? Мы врежемся в их кабель нашей антенной и будем посылать сигнал через законную немецкую антенну. Когда пеленгаторы засекут сигнал, то скажут: «Это кто-то из наших». И точка.

– А если они будут знать, что сейчас их передатчик должен молчать, не придут ли они на нашу террасу?

– Мы дождемся, когда они закончат свою передачу, а потом, как только они отключатся, сразу же пустим свой сигнал.

– И что будет, если рацию найдут в нашей квартире? – спросил Пино.

– Ничего хорошего.

– Папа в курсе?

– Сначала я хочу, чтобы ты рассказал Микеле, чем ты на самом деле занимаешься у немцев.

Хотя родители и настояли на том, чтобы он поступил в «Организацию Тодта», Пино видел, как отец реагировал на свастику на его рукаве, как он отворачивался и кривил губы от стыда.

Пусть возможность открыть отцу правду и воодушевила Пино, но он сказал:

– Я думал, что чем меньше народу знает, тем лучше.

– Да, я сам так говорил. Но если Микеле будет знать о рисках, которым ты подвергаешься, работая на Сопротивление, то он согласится с моим планом.

Пино задумался.

– Ну, положим, папа согласится. Как вы пронесете туда рацию? Там ведь охрана внизу.

Дядя Альберт улыбнулся:

– А вот тут ты и вступишь в дело, мой мальчик.

Тем вечером дома отец Пино, выслушав его рассказ, спросил, пристально глядя на сына:

– Ты и в самом деле секретный агент?

Пино кивнул:

– Мы не могли тебе сказать, но теперь должны.

Микеле покачал головой, потом поманил Пино к себе и неуклюже обнял.

– Прости, – сказал он.

Пино смирил эмоции и сказал:

– Я понимаю.

Микеле отстранился от сына, заглянул в его сияющие глаза:

– Ты отважный человек. Я бы так не смог. И у тебя способности, о которых я даже не подозревал. Я горжусь тобой, Пино. Я хочу, чтобы ты знал это, что бы ни случилось с нами, пока идет эта война.

Эти слова много значили для Пино, и у него перехватило горло.

– Папа…

Отец потрепал его по щеке, видя, что он не может продолжать.

– Если ты сможешь пронести рацию мимо часовых, пусть так и будет. Я хочу внести свой вклад.

– Спасибо, папа, – сказал наконец Пино. – Я дождусь, когда ты уедешь на Рождество к маме и Сиччи. Тогда ты сможешь говорить, что ничего не знал.

Микеле огорченно сказал:

– Твоя мать будет расстроена.

– Я не могу поехать, папа. Я нужен генералу Лейерсу.

– Можно я скажу Миммо о тебе, если он проявится?

– Нет.

– Но он думает…

– Я знаю, что он думает, но мне придется жить с этим до конца войны, – сказал Пино. – Когда ты видел его в последний раз?

– Три месяца назад. Он сказал, что отправляется на юг в Пьемонт проходить военную подготовку. Я пытался его остановить, но упрямство твоего брата непобедимо. Он вылез из твоего окна на карниз и спустился. С шестого этажа. Ты можешь себе такое представить?

Пино вспомнил себя помоложе, когда он так же уходил из дому. Стараясь сдержать улыбку, он сказал:

– Доменико Лелла. Единственный и неповторимый. Мне его не хватает.