Мартин Эмис - Информация

Тринадцатый был сейчас через дорогу в «Ультраверсе». «Ультраверс» торговал старыми комиксами: «Человек Икс» и «Волчица», «Граф Зеро» и «Кибердитя». «Доннаматрикс встречается с доктором Стрейнджем».

— Я — покойник, — прошептал он, привалившись к стеллажу с комиксами, чтобы не потерять равновесия. — «Водная женщина против Мужчины-зверя». Я — покойник.

Тринадцатый решил, что он точно покойник. За то, что он сейчас делает, Бац убьет его, но не сегодня и не завтра. Бац не убьет его сегодня, потому что Бац валяется на больничной койке. Бац сейчас в таком состоянии, что не только не сможет говорить с Тринадцатым, но и посмотреть в его сторону не сможет. Тринадцатый знал только, что трое громил уделали его братца, выбивая из него какую-то информацию. В результате он получил «тяжелые телесные повреждения». Лежа на своей койке в больнице Святой Марии, Бац, должно быть, разглядывал букву «Г». Горе — вот что его переполняло. Немигающий взгляд. Его взор был устремлен внутрь — с полудетской, полунаркотической грустью он созерцал тяжесть своих ран.

В довершение ко всему Тринадцатому пришлось запереть Джиро в квартире Баца на Кит-Гроув. Где пес будет томиться, скулить и скрестись в дверь.

«Грендель и Церебус», «Яд и Магма». Сквозь затемненные стекла «Ультраверса» Тринадцатый посмотрел через оживленную торговую улицу на магазин «Скидки на все». Как ему было велено, он оставил оранжевый фургон во дворе заброшенной автомастерской на Бейзинг-стрит.

— А кто такой этот Тэд Грин? — спросил Рори Плантагенет.

— Тад Грин. Тадеуш, надо полагать. Американец. Я не смог найти о нем никаких упоминаний. Издатель давно умер. Все разыграно как по нотам. Полагаю, наш друг Барри тщательно все обдумал. Он не стал бы заявлять, что написал «Гамлета».

— Все это так на него не похоже. Насколько я его знаю.

— «Валлиец — на руку нечист. Зашел ко мне валлиец…»

— Это ведь не мистификация, правда? У меня на такие дела шестое чувство. Уж если ко мне обращаются…

— Клянусь женой и детьми. Послушай. Неужели ты не понимаешь, как это тяжело для меня? Мы с ним приятели со времени Оксфорда. Я люблю этого засранца.

— Что ж, чем больше я думаю, тем больше мне кажется, что Болтун за это ухватится, — сказал Рори. «Болтун» — это было служебное прозвище его издателя (стопудового камберлендца, сэра Мэтью Дрюитта). — Это то, что ему нужно.

— Почему?

— Потому что Гвин лейборист. И к тому же валлиец. Перейдем к женщинам.

Когда принесли счет, Ричард встал из-за стола и вышел позвонить. Рори хотел просмотреть «Брожу среди чудес» и взял книжку с собой на выходные; он собирался прочесть ее параллельно с «Амелиором» и, если дело выгорит, дать броский материал в понедельник — в то самое утро, на той яркой заре, когда в Британии должен был увидеть свет «Возвращенный Амелиор». Ричард стоял, склонив голову над полной горстью мелочи. Он хотел предупредить Джину, что забежит на минутку. Сегодня он опаздывал — страшно опаздывал — в «Танталус пресс».

Он стал набирать номер своего телефона.

В доме 49 по Кэлчок-стрит, в квартире Е, Джина принимала ванну, волосы ее были серыми и жирными от какого-то то ли мусса, то ли бальзама. Заткнув уши пальцами, она опустилась в воду. Сквозь пар были видны только ее грудь и нос.

В соседней комнате зазвонил телефон. Он трезвонил и трезвонил. Наконец звонки оборвались.

Голова Джины и ее торс вынырнули из воды.

Пространство и время были против Ричарда. Вселенная определенно решила покончить с ним.

Выйдя из «Адама и Евы», Гвин двинулся по Кэлчок-стрит.

«Несмотря на то что его романы вызывали в воображении идеализированное представление о человечестве, сам он оставался…» «Будучи деятельной натурой, он поступал по-…» «Никто не посмел бы его обвинить…» «Он всегда…»

На крыльце дома номер 49 Гвин нажал звонок под табличкой с фамилией Талл. Выждал. Посмотрел на часы, потом на свои ногти.

— Кто там?

— Это я.

Наступило молчание. Послышался звон, Гвин вошел и стал подниматься по лестнице.

Джина в своем розовом махровом халате ждала его на лестничной площадке.

— Ты собираешься задержаться? — спросила она.

Когда они вышли на улицу, Лизетта выпустила руку Марко, чтобы пересчитать сдачу.

— Привет.

Перед ними стоял Тринадцатый. Марко обрадовался. Тринадцатый ему нравился. Он считал, быть чернокожим — это круто. Лизетта была чернокожей, но она — девчонка. А Тринадцатый — чернокожий, и к тому же он парень.