Горан Петрович - Книга с местом для свиданий

— Приготовьте мне летний пиджак, легкое белье, белые брюки и рубашку, я буду отсутствовать несколько дней, — требовал он каждый месяц, и она, выполнив распоряжение, терпеливо дожидалась его возвращения, не заходя в комнату с книгами, непоколебимо уверенная в том, что Анастас действительно отсутствует, хотя знала, что из дома он не выходил.

Только в первую зиму она высказала опасение, как бы он не простудился. Звонкий мороз сковал улицы, железо прилипало к рукам, вокруг Большого военного острова, островов на Дунае и у берегов рек громоздились льдины, а голодные норки и ласки шныряли с берега на берег заключенной под лед Савы. А он так легко одет, да к тому же не соглашается растопить печь в кабинете.

— Там, куда я собираюсь, солнечно, там очень солнечно, — пытался он развеять ее опасения, и действительно вернулся с обгоревшим лбом и носом, покрытой загаром кожей под расстегнутой до третьей пуговицы рубашкой, рукава которой были подвернуты, обнажая потемневшие руки, а сам он при этом излучал такое тепло, словно провел все это время на жаре, хотя в Белграде солнца не хватало даже на то, чтобы вызвать капель и заставить ее звенеть под окнами.

Никто никогда уже не узнает, как получилось, что из этих его ежемесячных исчезновений в какой-то другой мир соткалась целая история. Благодаря ей Браница приобрел репутацию «немного чокнутого», потому что, как говорили, в книгах он встречался с одной англичанкой, женой землевладельца-колонизатора, которая за тысячи миль отсюда, в тропиках, долгими днями, пока ее муж объезжал плантации каучука или чая, читала книги с такими же названиями. Читала для того, чтобы видеться с молодым любовником. Как сложилась эта история, неизвестно, но на Анастаса Браницу стали смотреть как на чудака, на одного из тех, о ком каждый считает своим правом говорить все, что заблагорассудится, сплетничать, выдумывать и наговаривать, перешептываться за спиной или насмешливо перемигиваться.

— Да кто он такой?

— Пасынок покойного адвоката Величковича. Был фантазером с самого детства.

— Пресвятая Богородица и все святые! Такой никудышный наследник у такого достойного человека!

— Бог его знает, чем он там занимался, странствуя по свету?! Правовой-то он наверняка так и не закончил, иначе бы занялся здесь каким-нибудь полезным делом.

— Тяжелый случай! Ничего не делает. Бездельничает, всё только книжки читает!

— Еще бы, там все куда лучше, чем в жизни. Парижанин! Чудак!

— А мне кажется, это так романтично, сентиментально...

— О чем вы говорите! Побойтесь Бога... Он обчитался книг, сам себя не помнит и не понимает.

— Но говорят, что после встреч с этой женщиной он возвращается с расцарапанной в кровь спиной и покусанными плечами — видать, горяча англичанка.

— А еще рассказывают об одной русской дворянке, у которой после большевистской революции и уплаты карточных долгов ее беспутного мужа от всего богатства остался только лежак на пляже в Биарицце, оплаченный на двадцать пять лет вперед, и изъеденная молью семейная библиотека.

— Какая англичанка?! Какая русская дворянка?! Это просто жалкая певичка, одна из тех несчастных, которые по ночам развлекают мужчин во всяких сомнительных заведениях, а днем утешаются, читая в романах описания возвышенной любви. Вот, в ресторане «Бульвар», при гостинице Джорджа Пашона, выступала одна труппа с программой кабаре...

— Англичанка это, или русская дворянка, или ночная бабочка, дело не в этом. Госпожа Колакович клялась мне, что, листая ту самую книгу, название которой я не хотела бы вам сейчас называть, чтобы не портить присутствующую здесь молодежь, так вот, я говорю, что, листая ту книгу, она услышала, причем не напрягая слуха, как кто-то, простите за выражение, весьма эротически стонал и вздыхал!

— Вот он, значит, каков?! А перед нами тут ходит с постной миной...

— Донжуан! Не удивлюсь, если выяснится, что он там заработал триппер или еще какую-нибудь пикантную болезнь!

— А вы слышали, что во время войны он по заданию французского генерального штаба «читал» описания территорий, где планировалось проводить решающие операции?

— И говорят, он мог не только видеть каждую кочку, овраг или козью тропу и абсолютно точно рассчитать, сколько часов марш-броска потребуется патрулям для того, чтобы добраться от одной отметки на карте до другой, но и знал расположение каждого дерева, за которым можно разместить гнездо пулеметчика...

— Утверждают, что он читал и портоланы, навигационные карты, в которых указаны направления подводных течений и сила ветра и описана береговая полоса со всеми маяками и волноломами, и благодаря этому мог заметить любую мель или нагромождение камней, указать местонахождение блуждающих мин, предугадать курсы передвижения австрийских крейсеров и торпедных катеров, обнаружить притаившиеся в засаде германские подводные лодки. Шрам поперек левой брови он заработал как раз тогда, когда наткнулся на вражеских разведчиков, чуть было не потеряв при этом глаз.