Джулиан Барнс - Любовь и так далее

Не поймите меня неправильно. Мне нравится заниматься сексом. И Оливеру тоже нравится. И мне все еще нравится заниматься сексом с Оливером. Он знает, чего мне хочется и что мне нравится. С оргазмом у нас — никаких проблем. Мы знаем, как сделать так, чтобы оба наверняка достигли оргазма. Кто-нибудь, может быть, скажет, что в этом-то и проблема. Если проблема вообще существует. Я имею в виду, мы всегда — ну, или почти всегда — занимаемся любовью одним и тем же способом: одинаково по количеству времени, одинаково по количеству времени на прелюдию (ужасное все-таки слово), в одной и той же позе или позах. И мы это делаем потому, что нам так приятно, — потому что, как мы выяснили по опыту, это подходит нам лучше всего. Так что секс постепенно становится тиранией, или обязанностью, или чем там, не знаю. Но как бы там ни было, вырваться уже невозможно. Негласное правило о супружеском сексе, если вам вдруг интересно — а вам, может быть, вовсе не интересно, — можно сформулировать так: по прошествии нескольких лет запрещается делать что-то такое, чего вы не делали раньше. Да, я знаю. Я читала все эти статьи и колонки полезных советов о том, как разнообразить свою половую жизнь в браке, чтобы муж покупал тебе сексуальное белье, чтобы периодически устраивать романтические ужины при свечах, чтобы выделять больше времени на то, чтобы побыть вдвоем, — я читала и смеялась, потому что в жизни все совсем не так. В моей жизни, по крайней мере. Выделять больше времени? Всегда найдется белье, которое нужно срочно постирать.

Наша половая жизнь, она… дружелюбная. Вы понимаете, что я имею в виду? Да, вижу, что понимаете. Может быть, даже слишком хорошо. В сексе мы с ним партнеры. В сексе нам нравится быть друг с другом. Мы оба стараемся сделать так, чтобы другой получил удовольствие. Мы стараемся сделать так, чтобы другому было хорошо. Наша половая жизнь, она… дружелюбная. Я уверена, что бывает и хуже. Гораздо хуже.

Я вас не отвлекаю? Тот или та, кто сейчас рядом с вами, уже выключил или выключила свой свет. Они стараются дышать ровно, как будто они уже спят, но на самом деле они не спят. Может быть, вы сказали: «Я только закончу страницу», — и вам дружелюбно хмыкнули в ответ, но вы зачитались и прочитали чуть дольше, чем собирались. Но сейчас это уже не имеет значения, правда? Потому что я вас уже отвлекла. Момент упущен. Вам больше не хочется секса. Правда?

МАРИ: Просто Стюарт и Плуто-Кот придут к нам на ужин.

СОФИ: Плутократ.

МАРИ: Плуто-Кот.

СОФИ: Плутократ. Это такой человек, у которого много денег.

МАРИ: Просто Стюарт и Плуто-Кот придут к нам на ужин.

СТЮАРТ: Я хотел пригласить их в ресторан, но они сказали, что у них сейчас некому посидеть с детьми. Когда я все же до них доехал, я испытал несказанное облегчение, потому что они живут в незнакомой мне части города, которую я совершенно не знаю. Я специально справлялся по справочнику — в их районе нет ни одного мало-мальски приличного ресторана. Только кафешки-закусочные из тех, которые Оливер в прежние времена называл «ботулизм на вынос».

Было темно, шел дождь, я несколько раз сворачивал не туда. По дороге я уже начал жалеть, что город построен не по системе решетки. Но в итоге я все же добрался до их квартала на северо-востоке Лондона. Район можно было бы описать как «смешанный». Агенты по недвижимости называют такие районы «перспективными» и уповают на то, что обманутые клиенты не подадут на них в суд. У нас еще употребляется термин «гентрификация»? [58] удорожание жизни из-за реконструкции дороги и вытеснение бедного населения. Раньше, я помню, он был в ходу. Но меня давно не было в Лондоне. Глядя на улицу, на которой живут Оливер с Джилиан, я никак не мог сообразить: то ли дома возрастают в цене, то ли люди в цене падают, или, может быть, наоборот? Рядом с домом, оборудованным охранной сигнализацией, стоит какая-то заколоченная хибара; рядом со свежевыкрашенным, отделанным домом — развалюха, хозяин которой явно сдает комнаты квартирантам и которую не перекрашивали, наверное, со времен Второй мировой войны. Имелось и несколько особняков, но вид у них был удручающий. Если термин «гентрификация» здесь не подходит, то я просто не знаю, какое еще подобрать слово.

Они живут в квартире, которая занимает нижний этаж маленького дома-террасы — вернее, нижний этаж с полуподвалом. Когда я спускался по лестнице, металлические перилла дрожали; у входной двери натекла лужа. На кирпичной стене рядом с дверью стоял номер 37А, намалеванный от руки краской. Писала точно не Джилиан. Дверь мне открыл Оливер, забрал у меня бутылку, изучил этикетку и изрек: