Татьяна Веденская - Вторая половина Королевы

– Ладно, Ромашина, идет, – выдохнул Вельдин. – Думаешь, мы успеем до следующего включения?

– Вы имеете в виду нефтяные платформы? – спросила я, как бы просто уточняя вопрос.

– Конечно же, я имею в виду вышки! – процедил он сквозь зубы. – Это должно произойти сегодня. Три часа дня – крайний срок. Кто знает, что может пойти не так, если мы задержим все еще на день. Мы не можем так рисковать. Черт, нужно было делать все еще неделю назад.

– Но вы ждали запуска новых нефтяных вышек, да? Сколько их теперь? – Я говорила так, словно это было делом самым обыденным. Головоломка сложилась, и мне стало страшно. Единственный фактор, который я никогда не учитывала, – это то, что московский офис связан по сети с нашими добывающими ресурсы объектами на Севере. О них-то я вообще забыла, ибо мы тут, в Москве, живем в мире, где есть Москва и только Москва и ничего, кроме Москвы, а все, что не Москва, то от лукавого.

– Старых вышек тоже было предостаточно, хотя, конечно, не скрою, полный запуск новой очереди – важный фактор. Когда выходят из строя старые платформы, это грустно, конечно, но объяснимо. Нам не нужно просто ЧП, не нужна просто авария на объекте. Этого было бы мало, – холодно ответил Рустам Тимурович. На улице светлело, мы ехали куда-то, я давно потеряла чувство направления. Мне было страшно. Смертельный ужас. Только теперь я поняла до конца, что именно делал вирус Вельдина. И похолодела, как будто сама стояла на платформе в Арктике в своем топике.

– Вам нужна катастрофа.

– Конечно, катастрофа, – пожал плечами Рустам Тимурович. – Такая, которая обрушит «Муравейник» в пучину банкротства. Только такая нас устроит. Наша версия Мексиканского залива, в роли British Petroleum – наша богадельня. Теперь ты понимаешь, Ромашина, что у тебя нет выбора, тебе придется поработать на нас.

Теперь я все понимала. Выбора действительно не было.

Все это время вирус собирал себя и прописывал себя во всех машинах в нашей системе, чтобы в определенный момент перехватить управление вышками и платформами, разбросанными по точкам Крайнего Севера. Каждая в отдельности была неинтересна, но вот идея пробить брешь в защите их всех сразу была поистине масштабной. И я знала, что такая идея, к сожалению, может быть реализована. Это возможно. Автоматизация – удобная, экономичная, эффективная мера, но она же давала прореху, через которую можно было нанести удар не поддающейся подсчету силы. Все наши сети в какой-то момент обновлялись и обменивались информацией и командами. Я теперь даже могла сказать с пугающей точностью моменты времени, в которые, вероятнее всего, все наши платформы и вышки становились уязвимы. Половина первого ночи, шестой час и около трех пополудни.

– Как именно это произойдет? Думаю, я имею право знать, – тихо сказала я. – Люди пострадают?

– Не знаю. Честно, не знаю. Я отвечаю только за свой участок работы. Насколько мне известно, в какой-то момент вирус отдаст всем вышкам и платформам холдинга такой приказ, после которого насосы заблокируются и будут работать вхолостую, пока оборудование не заклинит полностью. После этого начнется гигантская массовая утечка нефти в окружающую среду.

– Утечка нефти, – эхом повторила я. Мы висели на волосок от экологического ада.

Вельдин, вероятнее всего, работал на наших конкурентов, для которых катастрофа на платформах была бы – как ответ на самые невероятные мечты. Такие, за которые не жаль и выкинуть из вертолета надоедливую девушку-программистку. Или, если уж на то пошло, отвалить ей два с половиной миллиона долларов. Или евро. Какая разница, когда речь идет об экологической катастрофе, где счет пойдет на миллиарды.

– Выбор прост. Умри или разбогатей. Ромашина, нам нужно успеть сегодня, – сказал он, когда наша машина проезжала по какому-то мосту. Выбора действительно не было. Я знала, что через какое-то время я окажусь в штаб-квартире, где находится компьютер Х, тот, через который осуществляются ежедневный запуск и пересборка вируса. А еще я была уверена, что ни в каком случае не готова стать причиной гигантской утечки нефти, из-за которой могут погибнуть люди сейчас и потом десятилетиями будут гибнуть животные. И черт его знает, что еще произойдет. Я не была поклонницей «Гринписа», не любила тюленей или пингвинов, я даже не была вегетарианкой, но жить с таким знанием – это было выше меня. Я пожалела, что успела приехать в Москву из смоленских лесов. Я также понимала, что даже если я окажу сопротивление, это – только вопрос времени. Мой вирус перестанет действовать примерно часов через пять, и тогда все равно ситуация выйдет из-под контроля. Вельдин еще не знал этого. И я решилась. Быстрым движением руки я повернула блокиратор на автомобильной двери и дернула ручку. Дверь распахнулась, Вельдин закричал, водитель нажал на тормоз, а я буквально вылетела из машины на проезжую часть. Дальше все было – как в плохом американском кино, где не хватило денег на хорошую музыку или спецэффекты. Я пыталась встать с асфальта, пересилив адскую боль в ноге, немногочисленные водители, которым не повезло оказаться тут, вместе с нами на мосту, пытались не наехать на меня, Вельдин и его водитель пытались вернуться и поймать меня, их машина летела на меня задним ходом. Все длилось не больше минуты. Кто-то из проезжающих мимо закричал: