Александр Дорофеев - Московское наречие

Собираясь уходить, уже надел соломенную шляпу, пальмовые калоши, вроде лаптей, и раскрыл китайский зонтик с райскими птицами, но остановился, осматриваясь: «Здесь я родился. Вот, на стене начертано: Тамоанчан – обитель, из которой мы спустились. Милый дом, сладкий очаг, да только вулкан застит свет и засыпает пеплом. Вокруг своего нынешнего я установил систему зеркал, так что солнце круглый год – днем и ночью. Но, знаете ли, уже галактика наша накренилась, погнулась ее ось, и созвездия сместились. Не вижу по утрам радугу на подушке. На исходе божий день! Спешите изживать зло! Где конец, там и начало, где вход, там и выход». Поклонился и тихо прикрыл за собой дверь.

Долго молчали, осмысливая урок.

«Повезло вам с учителем! – хмыкнул Туз. – Вот уж двойственность во всей красе – какой-то гибрид вегетативный»…

«Не надо говорить о нем дурно», – прервал Витас.

Не заметив звенящей струны в его голосе, Туз продолжал дурака валять: «А мне-то подарочек отвалил! Целый банк! А там и скамья подсудимых! Увольте – я все-таки не преступник».

Коля-нож кивнул ему на ноги: «А кто, стобля, слинял из магазина, не расплатившись? Ботиночки-то упер»…

Только теперь Туз заметил новые мокасины – ну, до того удобные, что и спал в них. Сожалея в душе, что не прихватил под шумок и другую пару, он потупился: «Это, простите, обстоятельства».

«Было время скинуть, – мрачно сказал Витас. – А сейчас у тебя опять обстоятельства, хуже некуда. Как ни прискорбно, слишком много знаешь. Ограбишь с нами банк – гуляй с миром».

«Да, ладно, бросьте шутить, ребята! – еще посмеивался Туз. – Ну, в крайнем случае, давайте своруем. Это мне ближе. Корень тот же, что и в слове „врать“. Да и на испанском вор звучит красиво – „ладрон“, а попросту брехун. Побрешем без большого ущерба для общества».

«Он совсем тупой», – обернулся Коля-нож к Витасу, ходившему без устали по гостиной.

«Брехня и шутки кончились! – замер тот перед Тузом. – Не забывай, ты реэн – заложник. Или банк с нами, или темная основа в одиночку. Шлепнем в квадрате, а найдут на парижском кладбище животных. Бывал? Чудное местечко! Будешь лежать рядом с какой-нибудь Жужжу или Бобиком. Выбирай, а утром дашь ответ»…

«Да, кум, – кивнул Коля-нож, направляя револьвер прямо в живот. – Лучше банк, чем Бобик!»

Все это было противно. И не столько Жужжу с Бобиком, сколько револьвер. То есть тоже ничего особенного, если не представить, как вырвется с треском пуля, разорвет кожу, а вскоре и важные внутренние органы, пребывающие в покое и неведении.

«Похоже, вы спятили», – сказал Туз, начиная догадываться, что все это всерьез.

«Знаешь ли, – вполне разумно ответил Витас. – Каждый немного сумасшедший – локо, как тут говорят. И вселенная наша трижды безумна, потому что состоит из трех миров – лок. Выходит, трилока! Так нужно ли хранить благоразумие? С тех пор как игры стали профессиями, все допустимо в этом мире»…

Бежать Тузу было некуда, и он провел бессонную ночь в думах: «Что я совершил в жизни? Какие отношения имел, кроме поверхностных половых? Кто я в этом мире – гость или заложник? Да за меня и выкупа не дадут! Но какое безнадежное слово – реэн! В нем возвращенная безличность. Неужто остается грабить банк? Хотя до гроба тут рукой подать – одна основа. Возможно, пора начать новую жизнь, уйдя из этой. Коли житье вялое, то лучше быстрая смерть. Для грешника страшен только сам миг смертельный, о чем говорил в псалмах царь Давид. Увидишь и осознаешь всю мерзость дел своих – это и есть мгновения адские. А за ними – свет и любящий, прощающий Отче».

Уже на рассвете вспомнил о кандалах, капкане и карцере, повязанных одним зловещим «ка», и утром дал ответ: «Ну, банк так банк! А вы бы и впрямь меня застрелили?»

Елозя шваброй по полу, Витас выразился туманно: «Слыхал о телескопе Хаббла, который установил, что все мы звездная пыль? Погляди, сколько пыли. Такая пылища вокруг! Сара к ней привыкла у себя в кибитке, но хуже нет, когда лежит мертвым слоем. Зато в движении забавна. – Дунул на тумбочку, подняв целое галактическое облако, – Когда действуешь, веселее жить и земля быстрей летит во вселенной. Нужны потрясения в жизни. Все к твоему же благу! Как говорила древняя Пифия: „Делай, что суждено, а беды одни за другими“.

Такой ответ, конечно, не мог удовлетворить. «Не позвонить ли тайком, куда следует?» – мелькнула мысль, и, вспомнив полицейского, дотошно изучавшего конверт, Туз сказал между прочим: «А полиция тут въедливая – из-под земли достанет».