Александр Дорофеев - Московское наречие

«Сроду не было в Ильиче кукурузников», – нахмурился Туз.

«Глядите-ка, поистине в себе, – сказал Витас, усаживая его на обширный, топкий, как трясина, диван. – Теперь и чистой правде вряд ли поверит»…

И вкратце изложил события анекдотического романа, в почине которого Колю-ножа в кой уж раз посетил хер с крыльями, сообщивший между прочим, что амударьинский клад зарыт посередине магического квадрата Витаса. Вместе они взялись за лопаты да и впрямь выкопали знатный македонский горшок с золотом. После чего решили не расставаться, а навестить двоюродную бабку-латифундистку. Сочинили познавательную экспедицию «Приплывут ли каракалпаки в Сальвадор?» и немедленно заказали особый карамаран из саксаула, назвав в честь архонта Ра окончанием его фамилии «Попо-рт», полезно-созвучной мексиканскому вулкану. Упрятали в корпус сокровища и отчалили из Одессы. Прошли пять морей, аки по суху…

«Какие пять?! – перебил тут Коля-нож. – Сто пять!»

Короче, долго скитались в океане, пока не наткнулись на рифы у какого-то собачьего островка. И все бы ничего, но правая часть карамарана «рт» затонула со всем золотом. А уцелевшую «Попо» прибило к Юкатану. О них много писали, пока не позабыли, как об Атлантиде.

«Натерпелись, стобля, в пути, – вздохнул Коля. – Да чем хороша большая семья, с голоду не пропадешь»…

Теперь они копили деньги на подводные работы. Перебравшись в столицу, купили старый фургон и развозили газету «Херальдо», но еле концы сводили, так что пришлось искать дело повыгоднее. Тогда-то и наткнулись на объявление – «Набираются ученики в академию экспроприации». Единственным профессором там был художник по кривым зеркалам Розен-Лев, прямой потомок Троцкого и Розы Люксембург. Начали со вскрывания машин и мелкого уличного разбоя, но уже перешли на вторую ступень.

«Вот сегодня выполняли домашнее задание – ограбление магазина, – сказал Витас. – Пока присматривал, какой брать, гляжу – ты слоняешься по улицам. Ну, дай, думаю, совместим приятное с полезным, повеселимся!»

Чем дальше, тем нелепее, однако правдивей звучал рассказ, поскольку Туз уже курил новую самокрутку. На стене он заметил очень кривое зеркало, а на полу в центре гостиной – большой черный магический квадрат, выложенный кафельной плиткой с буквами самых разных алфавитов – латинского и арабского, кириллицы и глаголицы, шумерской клинописи и пиктографии индейцев. Квадрат был огорожен, как в музее, канатиками на стойках.

«Если пройтись по клеткам, сложив нужное слово, вроде адреса, попадешь туда, куда заказывал, – пояснил Витас. – Всего двести сорок букв, по числу дней в ацтекском году. Хотя важен, конечно, не сам квадрат, а ты в нем. Когда двуединство, все отлично работает».

«А наука превышает свою потенцию, не веря в чудо!» – высказался Коля-нож.

«Это чьи же такие слова?» – спросил Туз.

«Да разве на мои не похожи? – насупился Коля. – Вообще опасная хреновина – такое невзначай соврешь всего из трех буковок, что черти куда заносит. Был со мной случай»…

«Именно! – перебил его Витас. – Туда ссылаем провинившихся. Многие по сию пору не вернулись».

Они просидели до ночи, вспоминая межпустынье и тупик времени, закусывая лимоном текилу, облизывая соль с кулаков и слезы от смеха. Спал Туз без задних ног до самого тардеса, который ознаменовался еще одним нежданным поворотом событий.

В гостиной на диване устроился сугубый старец, состоявший из белоснежных сапог и косоворотки. Он то ли сухо кашлял, то ли черство похихикивал, пил чай и жадно курил, жуя папиросу.

«Наш сосед и учитель Розен Львович, – представил его Витас. – Сегодня теоретические занятия перед выпускным экзаменом»…

Розен-Лев был из тех стариков, что не горбятся, однако стан его уходил в таз по самые плечи, и голова располагалась поблизости от зада. Такое впечатление, будто сложенная подзорная труба. Все, впрочем, примечающая. «Бремя жизни! – развел он руками, объясняя свое устройство. – Люди и годы»…

Туз съел банан, выпил чая и, ощутив славную пустоту в голове, спросил: «А что это за табачок мне вчера подсунули?»

«Да Розен Львовича изобретение», – кивнул Витас.

Тот оживился: «Сигареты “де риса”, а в просторечии “хохотушки”, на основе здешних сморчков и поганок. Когда, знаете ли, круглый год лето, фрукты шалеют, в особенности грибы. Они тут с большими причудами! Местные до них не охотники, а наши, простите, соотечественники очень любят собирать. У подножий Попо знатные места. Есть одна заветная полянка, так вся в грибах! На ней испокон веков назначали свидания ваши, пардон, разведчики. Якобы по грибы, да всем известно, что к чему, – вот, мол, опять шпионы с лукошками»…