«А как бы ты хотела? – удивился Туз. – Не воробьихи! Это те на миг взъерошатся и даже не чирикнут»…
Но особенно прогневили Грушу всякие входы и выходы, а также поминание вагины всуе. «Простотошно!» – восклицала слитно, выбегая с рыком из дома.
Туз, конечно, привел Пушкина – относительно истинного вкуса, не связанного с безотчетным отвержением слова. Но Груша не слыхала о поэте. Хоть и жила в Мехико поблизости от бульвара его имени, а думала, что это революционер, сродни Троцкому.
Дочитав все-таки до конца, спросила, где деньги.
«Какие?» – не понял Туз.
«Да те самые, в мешочке, от цыганского барона!» – безотчетно верила она написанному слову.
Пришлось объяснять, насколько мало тут общего с бывшим. Хотя и сам не знал, откуда начался вымысел. Не с тех ли пор, когда наступил в магический квадрат Витаса, попав в иное измерение, где все слегка не так, как в нашем? Или был заколдован под Курган-Тюбе и утоплен в облепиховой Лете? А возможно, не очнулся от Раиных чар и чакр на колесе обозрения близ входа в Парк культуры? Но скорее всего, прямо с прозаичного рождения в Кузьминках…
Узнав, что все вранье, Груша потеряла интерес, сказав с укором: «А революцию мог бы и в самом деле! Да герой у тебя безликий».
«Ну, не король и не валет, лица нету, а только масть являет, – оправдывался Туз. – Не называть же Шестеркой!»
«Было бы справедливей, – заметила Груша. – Но неужели ты согласен жить на занюханном островке? Что за финал такой собачий?»
«Есть другой про запас». И Туз прочитал: «Его добили на могиле Хорхе Бирона, куда он приполз смертельно раненый. Губернатор дон Пепе, содрав с лица вязаную шапочку, задумчиво произнес: „Вылитый престарелый Байрон“…
«Это еще куда ни шло. А то ведь у тебя никто не умирает, даже похороны фальшивые», – отвернулась Груша.
«Погоди, скоро я по правде умру», – обещал в сердцах Туз, на что она рукой махнула: «Дождешься от тебя, как же. Вот насчет своих детей ты прав – только и могут быть уличными попрошайками»…
Туз сгоряча плюнул ей в ладонь на ацтекский манер, как учила Кальи, и уехал в Мексику пристраивать рукопись. «Что мне дороже? – спрашивал себя. – Роман или жизнь?» И не находил определенного ответа, чувствуя, как все выделившиеся из него за время писания сущности возвращаются, объединяясь.
Его хорошо приняли в издательстве «Мека-мека». Прочитали за полчаса и заключили договор. На радостях хотел навестить Витаса в монастыре, но ни один таксист не согласился везти. Ураганы сюда не добирались, зато вулкан Попо дымил и обильно сыпал черный пепел, хрустевший наждаком под ногами.
Тогда Туз отправился в другую сторону, в Теотиуакан – местечко, где родились все боги, – в часе на машине от Мехико. Давно собирался побывать на великих, как мертвые вулканы, пирамидах.
Около полудня седьмого дня, а именно в субботу он подошел к подножию пирамиды Солнца. Паломников было немного. На первой ступеньке сидела одинокая в пробковом шлеме. Сомневаясь до последнего, Туз узнал в ней Липатову.
Она ничуть не удивилась, будто только накануне виделись в участке на Живом переулке, и сообщила, что завезла с Филлиповым новую партию яиц.
«Застрял чего-то беспоповец на пирамиде Луны. Вот-вот подойдет. Давай-ка, подкрепимся». Сняла заплечную котомку, откуда достала заманчивые баночки с вареньями и соленьями. Туз сунулся в каждую, отведав и огурчиков, и груздей, и помидорчиков, и маслят, запив каким-то терпким молочным напитком, пока Липатова отвернулась. Она, признаться, не слишком угощала. Напротив, выхватывала из рук: «Это же эликсир бессмертия! Оставь, скотина, Филлипову!»
Так и не дождавшись его, начали восхождение по высоким, крутым ступеням, с каждой из которых поглядывали на Туза лица знакомых и уже подзабытых женщин, так что он остерегался их считать.
Примерно через пятьдесят две Липатова жалобно попросилась на руки. За прошедшие годы заметно отяжелела, и Туз еле переставлял ноги. Казалось, на пирамиде не 366 ступенек по дням високосного года, а все шестьдесят четыре миллиона, а то и шестьсот сорок миллиардов.
На половине этой кальпы Господний день, вероятно, подошел к концу, потому что в глазах стемнело. «Надо бы ее бросить, – подумал Туз. – Однако дважды неудобно, похоже будет на злой умысел». И тащил из последних сил. А Липатова, точно каменная баба, цепко держалась за шею, нашептывая какую-то околесицу: «Ты, Тузик, ничего не бойся. Так не хочется идти в школу, а после жаль с ней расставаться. Страшно рождаться, а потом печально, когда жизнь кончается. Ужасно умирать, но затем, но дальше»…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу