Мария Арбатова - Меня зовут женщина (сборник)

Когда В. уехал, я загадала Самсона. Всегда, когда мне нужно что-нибудь, я пытаюсь это материализовать. Материализовывать можно только хорошие вещи, не дай бог загадывать кому-нибудь плохо, такой кровушкой умоешься, обо всем пожалеешь. На материализацию Самсона ушло три месяца.

– Я занимаюсь в группе одного человека. Его зовут Самсон, – вдруг сказала за чаем молоденькая любовница моего приятеля.

– Отведи меня туда.

– Я могу отвести, но Самсон, он такой. Он может выгнать. Он все может, он людей насквозь видит. Он не человек, он бог, у него вокруг головы свечение. К нему самые главные тибетские люди посоветоваться приезжают.

– А ты как к нему попала?

– Я сама из деревни под Тулой, медучилище кончила, в Москву приехала, вижу объявление: «Танцы народов Индии». А я интересуюсь всем таким, ну и пошла танцевать, а там была девочка, его ученица.

Однокомнатная хрущевка находилась на краю земли. Хозяин был худощавым существом без возраста с лежащими на плечах седыми пушистыми волосами и длинной бородой. Он был босой, в расшитой восточным узором хламиде. Нимба я не обнаружила, но обнаружила огромные черные глаза, кажущиеся совершенно мертвыми и обращенными вместе со своим обладателем в параллельное пространство. Иногда они вспыхивали, как фары, и было видно, какой величины агрессивность он подавляет в себе.

– Вымой пол, – сказал он без предисловий моей проводнице и отвел меня в кухню, решенную, как и вся обитель, в эстетике буддистского монастыря.

– Зачем пришла? – спросил Самсон, глядя сквозь меня мертвыми глазами.

– Меня прислал к вам В., – соврала я.

– Не ври, В. уехал за границу.

– Откуда вы знаете?

– Я все знаю. Зачем пришла?

– Хочу быть вашей ученицей.

– Не сможешь.

– Смогу. Я была ученицей В., – гордо ответила я и с готовностью отличницы начала рассказ о духовно-половых опытах.

– Говнюк! – заорал Самсон, глаза его запылали. – Я его за это и выгнал. Он мне тут половину девок обрюхатил. Говорил: как выебу – сразу станешь Буддой!

Мы зашли в комнату; оставшись недовольным качеством мытья пола, Самсон взял половую тряпку и несколько раз крепко дал ею по лицу моей проводнице.

– Простите, учитель, – подняла она на него искренне виноватые глаза и вспорхнула за новой водой.

Сообразив, что сцену нельзя обсуждать, а можно только осмыслять, я продолжила тему:

– Почему вы не хотите взять меня в ученицы?

– У тебя западный склад головы. Такие, как ты, не могут верить в учителя, не могут верить в бога. Им не дано. Они не умеют выводить базисные вещи из зоны критики, они бы и рады учиться, но им не у кого.

– Это плохо? – испугалась я.

– Не плохо и не хорошо. Это как цвет кожи. Это немножко тяжелей, потому что все решения приходится принимать самостоятельно.

– А почему вы меня сразу не выставили за дверь?

– У тебя очень приятная энергетика, – сказал он с тем выражением лица, с которым говорят о гастрономическом изыске. – Из тебя получится что-то интересное.

Я начала захаживать, полная загадка – зачем Самсон тратил на меня время. Он заваривал отвратительного вкуса чай из тибетских трав, и мы разговаривали. Самсон действительно знал все. Он просто считывал любую информацию с какой-то бегущей только мимо него строки. Он ставил диагнозы и предсказывал судьбу, не видя человека, только послушав рассказ о нем. Он мог обсуждать книги, которые никогда не читал, фильмы, которые никогда не видел, страны, в которых не был, только подключившись к энергетике говорящего о них. Он утверждал, что это доступно любому, потратившему на обучение время и силы, и только эпоха ленивых и нелюбопытных халявщиков объявила это чем-то сверхъестественным. Однако, отдав свою голову параллельной жизни, он очень плохо ориентировался в этой. Огромной проблемой была для него поездка на метро или поход в магазин.

Бытовухой прилежно занимались ученики, воспитываемые в жестоком повиновении и разнообразном истязании. Совок, помноженный на вседозволенность ламаистского наставничества, оставлял от группы ощущение садомазохистского ПТУ. Ученики исчезали, но на место их приходили новые, это всегда были юные провинциалы, задохнувшиеся в своих городах, растерявшиеся в Москве и остро нуждающиеся в причастности к чему-то такому, оправдывающему унизительность их неустроенных будней. Большинство из них сделались потом прилежными буржуа, меньшинство погибло от пьянства и наркотиков.

– Тебе не кажется, что ты вешаешь им лапшу на уши? – как-то, расхрабрившись, спросила я Самсона.