— Нет, — кратко ответил капитан Тодд. — Идём. Тут недалеко.
* * *
Капитан Тодд, сказав, что идти им недалеко, сильно преувеличивал. Их путь лежал чуть ли не через весь город. Из зажиточных кварталов они перешли в район победнее, а потом и вовсе в трущобы. По дороге им почти никто не попадался. Один раз на них обратил внимание полицейский патруль, но когда они заметили, кто сопровождает Панакеса, то повернули в другую сторону.
На окраине Хорбурга стоял чёрный дом с забитыми ставнями. Однако, он вовсе не был заброшен. По ночам оттуда часто слышались приглушённая музыка и женский смех. Иногда оттуда раздавались ужасные крики, полные боли. Люди, жившие поблизости, старались не приближаться к этому зданию — что-то с ним было нечисто. Капитан Тодд, однако, уверенно шагал именно туда.
— Вот, — сказал Тодд, раскрыв перед аптекарем дверь. — По лестнице вверх.
Внутри было темно. Панакес принюхался, и странные запахи почувствовал он. Самым сильным запахом, безусловно, были духи, причём духи дорогие. «Герцог», — подумал он, вздохнул и принялся подниматься по лестнице. Капитан Тодд закрыл дверь на замок и остался внизу, на первом этаже.
Распахнув ещё одну дверь, Панакес был ослеплён светом, бьющим прямо ему в глаза.
— Это он? — услышал он чей-то голос.
— Да, он, — проскрипел кто-то ещё.
По-видимому, лампы специально были направлены так, чтобы ослепить вошедшего. Панакес прищурился, а потом с лёгкой улыбкой поклонился.
— Ваша светлость! Ваша святость!
Гай Легурт, а это был именно он, выругался. По-видимому, он собирался сохранить инкогнито, потому что, помимо затеи с лампами, его лицо был наполовину закрыто маской. Зато епископ Валериус вольготно развалился в кресле, в руке у него был виноград. Третий из встречавших аптекаря стоял за креслом герцога, человек с неподвижным лицом и светлыми мёртвыми глазами, периодически он склонялся к своему господину и что-то шептал ему в ухо. Это был советник герцога, его двоюродный брат, Вильхельм Бастард. Человек, который знал всё обо всех, злопамятный и могущественный. Поговаривали, что именно он ответственен за все ужасные преступления герцога.
— Что ж, входи, Панакес, — проскрипел епископ Валериус, отправив виноградину в рот. Липким от сока пальцем он показал на свободное кресло. — Садись.
— Как ты узнал меня? — не удержался герцог, освобождаясь от маски. — Мы ведь, кажется, ещё ни разу не виделись?
— Да, дотоле нам не посчастливилось встречаться, — ответил аптекарь. — Но Вы, Ваша светлость, удивительно похожи на Вашего покойного батюшку. Ваши фамильные черты невозможно спутать с другими. Позвольте узнать, зачем я понадобился Вам? Быть может, вместе с чертами Вы получили от батюшки какой-либо недуг?
— Вздор, — перебил Гай Легурт.
Епископ Валериус захихикал. Вильхельм наклонился к брату и зашептал ему.
— Нет, Панакес, — ответил епископ. — Мы позвали тебя потому, что очень заинтересовались твоей особой. К тому же нашлись люди, которые поведали нам о тебе весьма занимательные вещи.
Аптекарь нахмурился. Дело приобретало дурной оборот, по-видимому, здесь не были замешаны ни поставки для армии, ни налоги…
— Ты, Панакес, не посещаешь церковные службы, — продолжал епископ, поедая тем временем виноград, — поэтому я весьма мало знаком с тобой. А хотелось узнать побольше. Сколько тебе лет, Панакес?
Аптекарь промолчал.
— По виду, тебе лет сорок, может, пятьдесят… — епископ выплюнул на ковёр косточку. — В Хорбург ты прибыл, как мне говорили, шестнадцать лет назад. Так?
— Вы осведомлены в этом гораздо лучше меня, Ваша святость.
Герцог молча рассматривал аптекаря, что-то взвешивая в уме.
— А до этого ты жил в Дракополисе. А до этого — в Квентовице. И везде ты жил подолгу. И вот мы теперь с герцогом не поймём — сколько же тебе лет?
Епископ Валериус доел виноград, положил ободранную кисть на серебряное блюдо рядом на столе и вытер шёлковым надушенным платочком руки.
— Говорят, ты продал душу дьяволу, — ласково промурлыкал он после этого.
Уже двести лет на главной площади Хорбурга никого не сжигали, неужели вновь возвращаются тёмные времена? Впрочем, лицо аптекаря, хотя и нахмуренное, не выказывало признаков большого беспокойства.
— Вздор, конечно! Мы же все образованные люди, ну кто в такое поверит? — епископ всплеснул пухленькими ладошками. — Тем более, если бы ты действительно продал душу нечистому, как могли бы твои снадобья помогать добрым христианам, жителям нашего славного города?
Читать дальше