Маргарита Симоньян - В Москву!

Она отвела глаза, беззвучно плача, чувствуя, что ликование, которое она носила в себе в эти дни, ликование от того, что Борис поехал в Америку по серьезным делам и взял с собой не жену, а ее, Нору — вдруг потеряло свой вкус, как если бы насморк выключил Норино обоняние в тот самый момент, когда она села за столик в мишленовском ресторане. Норино торжество от маленькой тайной победы над женой Бориса вдруг стало пресным и невыносимым, как пережеванная жвачка, которую хочется выплюнуть, да только выплюнуть некуда.

Тусклый московский дневной свет быстро ушел, как будто закрыли дверь, через которую он проникал в город. В свете фар, в фонарях на ветру листья у дальних деревьев носились над мокрым асфальтом, как птицы над полем.

В бледном пятне среди леса серели крыши и дворики новых коттеджей.

Слабый свет одного из окон задевал сиротскую елочку, торчащую во дворе посреди подступавших к ней серых тяжелых камней тротуарной плитки. Остальной дом был черным.

За единственным освещенным окном можно было увидеть, как девушка в плюшевых штанах, затянутых веревкой на узких бедрах, в футболке с надписью «Sвобода», половину которой закрыли разбросанные по груди длинные темные кудри, залезает с ногами на белый диван.

Краешком пледа Нора задела кривую сухую японскую веточку на журнальном столике. Растянувшись на диване, она включила телевизор. Из телевизора выплыл прославленный фигурист Ванечка, с которым Нора была знакома, и его молодая жена, с которой она познакомиться пока не успела.

Молодожены снялись в социальном ролике, оплаченном Программой Сохранения Семьи. Ванечка умильно смотрел перламутровыми глазами на жену, сидящую рядом, и говорил:

— Семейные ценности — это главное для нас с Катюшей.

Катюша молча гладила Ванечку по чемпионской коленке.

Нора прощелкала несколько каналов. Везде шли сериалы. Стареющие модели, упустившие все свои шансы, играли прокурорш, облизывая губы так, как будто играли проституток. Нора ушла совсем вниз по списку каналов, щелкая все подряд и попадая все время на дешевую рекламу. Один из роликов вкрадчивым девичьим голосом промурлыкал «наши гардины — индикатор вашего социального статуса», после чего Нора выключила телевизор.

Как только оборвался звук, она сразу почувствовала знакомый ноющий зуд во всем теле, который неизбежно приходил, когда вечерами она оставалась дома одна. Нора встала с дивана и двинулась к библиотеке, которую ей подарил Борис вместе с коттеджем. Щелкнула выключателем. От белого света в комнате стало еще холодней. Штора на окне была не задернута. Чернота и нагота мокрых веток за стеклом казалась такой безнадежно естественной, как будто на них никогда не было листьев и никогда не будет. Пол был ледяным. От этого Нора почувствовала себя еще несчастнее.

Она взяла с полки первую попавшуюся книгу — оказалось, Гоголь. Нора поднялась к себе в спальню, легла в кровать, закуталась в одеяло, принюхиваясь, не осталось ли в постели еще хоть на пару вдохов запаха Бориса, приходившего позавчера, но нет, запаха не осталось.

Нора открыла Гоголя обреченно. Несколько раз подряд прочитала первый абзац и не поняла ни слова. Особенно ее смущало слово «ганимед».

«Ну и бред этот Гоголь писал. Ничего непонятно», — подумала Нора и уронила книгу на пол.

Нора лежала, глядя на стену, на которой висела какая-то дорогая картина — она не запомнила, чьей кисти, — и в уме сто раз подряд повторяла единственные стихи, которые помнила наизусть — «У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том». Эта скороговорка помогала ей не думать о Борисе, об Алине и о себе, и Норины мысли рассыпались в голове, как квадратики пазла на полу в темной комнате, которые ни сегодня, ни завтра не соберутся в ясную устойчивую картину.

После того как Алина ушла от Бориса, Нора ждала три недели, что он позовет ее переехать к нему. Но он не позвал. Она перестала ждать, а Москву накрыла угрюмая очередная зима.

Заснуть не получилось. Нора встала с кровати и перебралась обратно в гостиную. Снова включила телевизор. Шел сериал про одиноких женщин в большом городе. Нора залезла с головой под колючий плед.

И тут позвонил Борис и велел ей бегом собираться, потому что они едут в гости. От радости Нора чуть не разбила головой японский светильник.

В каждом порядочном доме Москвы ждали девушку Свету. Точнее, саму Свету никто не ждал, а ждали спортивных звезд, которых Света приводила с собой. Света родилась с феноменальной способностью — она умела быть лучшей подругой одиноких звезд.