Элис Сиболд - Почти луна

— Не знаю, что делать. — Я позволила себе на мгновение прислониться к его грубой серой куртке. — Я должна была позвонить кому-нибудь, но не позвонила.

Очень осторожно он снял рюкзак с плеча и поставил его на сушилку.

— Ты позвонила мне, — возразил он.

Я продолжала прижиматься лицом к его груди, хотя чувствовала, что он хочет отстраниться и посмотреть на меня. Я не хотела, чтобы на меня кто-либо смотрел. Я не могла поверить в то, что сделала. В то же время внутри меня словно начало прорастать зерно, я чувствовала, что восстановила справедливость. Никто — даже Джейк, который лучше всех меня понимал, — не знал, во что мать превратила мою жизнь.

— Я больше не могла, — сказала я.

Он положил руки на мои плечи и заставил посмотреть на него. Я плакала, безобразно и мокро. Я забыла, по мере того как шли годы и наши беседы протекали лишь по телефону — я неизменно в Пенсильвании, он в разных городах, — каким добрым может быть его лицо. В его чертах была мягкость, которую почти унаследовала Эмили. Этого мужчину Дженин и Лео называли «большой папа» и, по понятным причинам, предпочитали мне.

— Ах, Хелен! — Он коснулся ладонью моей щеки. — Моя бедная Хелен.

Он поцеловал меня в макушку и прижал к себе, укачивая. Мы долго так стояли. Достаточно долго, чтобы свет снаружи стал из темного светло-синим и к первой рассветной птице присоединился хор. Джейку одному сходило с рук так говорить со мной.

Когда мы разъединились, он предложил кофе, и мы пошли по длинному заднему коридору, на стене которого висела карта мира, некогда принадлежавшая моему отцу. Страны на уровне плеч ободрались — я годами случайно задевала их своим зимним пальто, когда выходила через гараж. Уголком левого глаза я заметила едва уберегшийся Каракас.

Отец принес карту за две недели до того, как застрелился.

«Почему сейчас?» — спросила я.

Он улыбнулся Эмили, подбежавшей поздороваться. Все мужчины, и даже дедушка, втайне разочаровывали ее в первые годы вдали от Джейка.

«Чтобы Эмили и Сара учили географию!» — ответил он.

Я включила свет на кухне. Предполагалось, что встроенные лампы лучше старомодных, висящих над головой, но меня неизменно раздражал тихий треск неисправной нити накала, который они издавали, нагреваясь. Я подошла к длинной стойке и отодвинула кофеварку от стены. Мне хотелось поговорить о чем-то кроме матери.

— На кого ты работаешь в Санта-Барбаре? — умудрилась выдавить я.

— На одного компьютерщика, — ответил он.

Джейк подошел и встал рядом со мной, словно мы были двумя соседними рабочими на конвейере. Он взял стеклянный кувшин из моих рук и повернул краны над раковиной, чтобы промыть его. Я вытряхнула старую гущу и заменила фильтр.

— У него дома в дюжине мест. Вообще-то, это Эйвери меня подключил. Он дружит с его менеджером по закупкам.

— Менеджером по закупкам?

Передав мне кувшин, Джейк повернулся и прислонился к стойке. Я насыпала кофе, мысленно подсчитывая ложки.

— Ты точно хочешь об этом услышать?

Я кивнула.

— Это целый новый мир. У меня все больше и больше частных заказов. Это лучше, чем преподавание. Хочу сказать, я выгорел в Берне.

— Так ты стал шлюхой, — усмехнулась я.

— Узнаю свою Хелен.

Я слабо улыбнулась.

— Спасибо.

— Мой хамелеон, — ответил Джейк и бегло оглянулся по сторонам.

Последний раз он был у меня на кухне восемь лет назад. Мы ненадолго сбежали с вечеринки и выпили вдвоем за Сару, которая чудом закончила среднюю школу в тот день.

Щелкнув фильтром, я повернула выключатель.

На Джейка я старалась не смотреть. Разглядывала стойку, тонкие золотистые прожилки в старом линолеуме. Мне всегда было непросто просить о помощи.

Он подошел к кухонному столу, который я обычно использовала для оплаты счетов и ведения своих записей, — в отличие от стола в гостиной, где велись записи матери, — и повесил куртку на спинку старого мексиканского стула. В кувшине рядом со мной забулькал кофе. Я вспомнила, как загорелись потолочные огни нашего «фольксвагена-жука» в ночь, когда мы поняли, что все кончено. Он подбросил нас с девочками домой, перед тем как уехать развлекаться в учительской компании. Я видела его черты бегло, болезненно, печально, пока за ним не захлопнулась дверь. Я стояла перед нашим маленьким домиком и держала Сару, а Эмили цеплялась за мою руку.

«До свидания, папочка», — сказала она.

Я тоже бросила: «До свидания», и Сара эхом вторила нам. Наши слова загромыхали за его машиной, точно связка пустых консервных банок.