Элис Сиболд - Почти луна

Много лет назад, когда необходимость заботиться о матери легла на меня тяжким бременем, я начала выкидывать из дома мелкие предметы. Возможно, поэтому я не стала бы винить миссис Касл, укради она и в самом деле миску «Пиджин-Фодж». В некотором смысле, после всего, что она сделала, мне не раз хотелось открыть шкатулку матери с драгоценностями и сказать: «Прошу вас, не стесняйтесь». К сожалению, юный Мэнни с презервативами меня опередил, но сей факт я успешно ото всех скрывала.

Куртка соскользнула с моих плеч и упала на вымощенный плитками пол. В противоположность матери я всегда держала открытым по меньшей мере одно окно, даже когда холодало. Мне нравилось ощущение постоянного притока свежего воздуха в комнаты. В стеллаже гостиной между Вивиан Горник [26] Горник Вивиан (р. 1935) — американская феминистка; критик, автор очерков и мемуаров. и Вирджинией Вулф (я расставляла писателей по имени, в алфавитном порядке) я высмотрела сегодняшний предмет: плачущего деревянного Будду. Подарок Эмили.

Словно замышляя преступление, я брала предмет — пресс-папье, композицию из сухих цветов, маленькую камею прапрабабушки — и «случайно» выкидывала его, когда вывозили мусор. Выбор вещи никогда не планировался заранее. Повинуясь порыву, я ощущала потребность схватить кусок газеты или старую тряпку и накрыть что-то на полке, точно фокусник. Затем я быстро шла на обочину и выбрасывала это в единственный древний бак, который ждал приезда мусоровоза. Мной овладевала легкость. Одним камнем меньше на шее.

Я смотрела на плачущего Будду размером с кулак, вырезанного из шишковатого дерева. Это будет первый мой собственный предмет, который я выкину, — подарок моего ребенка. Но меня остановила мысль о Мэнни.

Уже коснувшись Будды пальцами, я оставила его стоять на полке.

Поднялась в свою спальню, стараясь не думать о Мэнни, который трахался в одной из комнат маминого дома, пока она, скорее всего, сидела внизу в своем кресле в гостиной. Что я задолжала ему кроме чаевых, значительно превосходивших все, что мать платила ему?

Я включила прикроватную лампу. Что я читала, пока не начался этот день? Эмили прислала новый перевод «Дао дэ цзин». [27] «Дао дэ цзин» («Книга пути и благодати») — классическое произведение древнего даосизма (IV–III в. до н. э.). Держать тоненький томик было приятно, но, когда я попыталась вникнуть в текст, мне показалось, что все буквы превратились в иксы. Я не рыба, и не дверь, и не тростник и никогда ими не буду. Я — зловонное человеческое существо в духе Лусиана Фрейда.

Над туалетным столиком висел ранний рисунок, который Джейк выполнил с меня. В основу он положил фотографию Карис Уилсон, сделанную Эдвардом Уэстоном [28] Эдвард Уэстон (1886–1958) — американский фотограф. Карис Уилсон была его женой с 1938 по 1946 г. еще до того, как она стала его женой. Я сидела в неудобной позе на одном из кухонных стульев из металла и винила, взятом из нашего дома в Висконсине. На мне была детская скаутская шапочка, которую Джейк нарисовал похожей на спортивный берет Карис, лифчик и короткая сорочка. Если вытянуть ноги, она задиралась до самых бедер. Складки сорочки скрывали тело, но рисунок таил приглашение. На нем я переставала быть умненькой студенткой в классных комнатах преподавателей и становилась пинап-красоткой в факультетской галерее при университетской библиотеке.

Я заползла в постель прямо в перепачканной одежде и натянула на себя одеяла, проигнорировав ежевечерние ритуалы красоты, которым научилась, подрастая. Какой взрослой я казалась себе, когда мать впервые намазала мне ступни увлажняющим кремом! Затем настал черед носков и старомодных зашнурованных утяжелителей для лодыжек.

«А то, — сказала мать, — ты стащишь с себя носки посреди ночи и все пойдет насмарку».

Проваливаясь в сон, я вспомнила один из бесконечных звонков миссис Касл за последние годы. Тогда она обнаружила мать в тонких перчатках из датского экологически чистого хлопка, поверх которых были застегнуты алюминиевые наручники. Мать сообщила соседке, что потеряла ключ. Когда это было?

Мне было восемь, когда с отцом произошел в мастерской несчастный случай и «скорая» умчала его в больницу. Он не возвращался домой три месяца, и мне не позволяли увидеть его. Мать сказала, что его не будет ровно девяносто дней, что он отправился навестить друзей и семью в Огайо. Когда я спросила, кого именно и почему мы не могли поехать вместе с ним, она зашикала. Визиты мистера Форреста стали более частыми, а Доннелсоны и Левертоны приносили нам мясные хлебцы и запеканки, которые я находила на крыльце, возвращаясь из школы.