Андрей Войновский - Врачеватель-2. Трагедия абсурда. Олигархическая сказка

Так вот о вертолете: у меня было абсолютно четкое ощущение, что, едва взлетев, он немедленно и приземлился. Полет на нем продолжался ровно столько, сколько мне трындели на ухо о своих вкусовых пристрастиях эти два спасателя-чревоугодника. Сомнений быть не могло: мы не пролетели и трех – пяти километров. Знал бы я тогда, куда мне двигаться, клянусь, лучше бы пешком дошел, нежели вопреки своей воле всю дорогу смотреть на отрешенный взгляд вдовы, сидевшей в салоне геликоптера аккурат напротив меня. Ну не хотелось мне тогда смотреть на ее красивое… вне всяких сомнений красивое лицо. Но я смотрел, не в силах оторваться, и вдова казалась мне еще прекраснее, чем прежде. Даже с ее отрешенным, но все равно же магическим – пусть и полностью отстраненным от происходящего вокруг – взглядом, не то абсолютно прозрачным, не то каким-то затуманенным и загадочным. Иными словами: вот только на секунду пожалей – и снова влюбишься. Э, нет, друзья мои, я это проходил и больше не хочу быть пластилином в руках ваятелей моей души. К тому же если они всего лишь люди. Во всяком случае, им больше не слепить из меня зайца, который где-то научился, не шевеля ушами, ловко зажигать деревянные спички балабановской фабрики.

Едва выгрузив нас с отрешенной вдовой из вертолета и тем самым, вероятно, полностью выполнив предусмотренные трудовым соглашением, возложенные на одну из структур МЧС обязательства, веселые спасатели, бодро и уверенно передвигая нижними конечностями, скрылись за углом разрушенного коровника, неся на плечах немалых габаритов сумку, которая весьма мелодично позвякивала своим богатым внутренним содержанием. Смею утверждать, что за углом коровника спасателей ждала, от нетерпения сгорая, звезда пленительного счастья.

Я видел, как вдова, сопровождаемая мажордомом Андреичем, села в джип на заднее сиденье и будто растворилась в нем. Впрочем, и впоследствии, пока шли приготовления к отъезду, из машины Людмила так и не вышла.

Я знал, что нам придется ехать вместе, но, тем не менее, перспектива раньше времени скрасить одиночество вдовы совершенно меня не прельщала. Присев на какой-то до невозможности посеревший дряхлый пень, я закурил с нескрываемым наслаждением.

– Ну чё, геологи, че-нибудь нашли иль как?

– Ах, это вы. Здравствуйте.

– А да спасибо, мил человек. И тебе не хворать.

– Бабуленька, вы присаживайтесь – Я поднялся с пня, имея откровенное желание уступить батурихинской старушке единственное сидячее место в радиусе десяти шагов.

– Ай, мил человек, да ты не майся. Сиди уж себе. Я ведь еще прыткая. Надоть будет – молодых перескакаю. Силенки-то пока, слава Создателю, еще имеются. Ты лучше мне скажи, мил человек: как вам сгулялось-то в дремучесть нашу? Нашли, поди, чево иль как?

– Ну а как же, бабуленька? Чего нам пустопорожними понапрасну-то гулять? Понапрасну гулять смысла нет, бабуленька. Конечно же нашли. Вот меня возьми, к примеру: отчасти себя же самого отыскал. Ну, во всяком случае, очень надеюсь, что отыскал. Нашел, думаю, способность иногда взглянуть на себя со стороны. Разве это не находка, бабуленька?

– Ой, мил человек, так эта ж важно. Знамо, как важно. Ежели, говоришь, со стороны, так эта ж вот она талантливость и есть. Эта ж сразу же наскока ближе к Богу-то. Во как я тебе скажу, мил человек: видать, не зря плутал, не зря. А ведь плутал поди?

– Плутал, бабуленька, плутал.

– Во-во, мил человек, плутал. И че ж? Плутал, плутал, да все же вышел. Хорошо! – Старушка добродушно засмеялась, вовсе не стесняясь демонстрировать мне отсутствие зубов. – Ладноть тебе, мил человек, иди уже, не то геологи твои без тебя домой уедуть, а ты, коли у нас застрянешь, назавтрева со скуки и помрешь.

Я вдруг неожиданно вспомнил, что у меня где-то должны были быть рубли. Я их, по-моему, брал «на всякий там разный случáй», как любил выражаться Карп Тимофеевич. Отыскав деньги в нагрудном кармане ветровки, протянул старушке две с половиной тысячи рублей:

– Бабуленька, пожалуйста, в знак дружбы, так сказать, возьмите.

– Не-не-не, мил человек, не надоть. Мне всего хватат. У меня пензия есть… И на пень не клади – не возьму. Умыкнут, а добру пропадать-то негоже. Не надоть, мил человек. Благодарствую.

Я попытался ее уговорить, но она так и не согласилась. Видно, гордая была старушка, а жалко. До обидного жалко, потому что не та ситуация. Ни к чему здесь гордость проявлять. Ну, а что ты тут поделаешь? Ведь в большинстве своем это такое поколение, и их уже не переделать. Я думаю, что как раз она и строила Магнитку. Нет, не Степан Данилыч, а именно она босыми ногами мешала бетон в ноябрьский холод, в то время как Степан Данилыч, сидя в тепле, с пристрастием выискивал врагов народа.