Так они проехали поворот на Щелково; миновали Бахчиванджи с поворотом на Звездный городок; деревни Юность, Райки; затем еще двадцать километров до «крестов»; после слева обогнули Черноголовку и через тринадцать километров, въехав в деревню Мележа, покинули Московскую область, оказавшись во Владимирской. Затем еще двенадцать километров – и направо по «бетонке» мимо деревни Оленино, по мосту через живописную речку Шерна до поворота на Киржач, ничем непримечательный городок во Владимирской области, в котором, впрочем, раньше шили парашюты, а теперь, наверное, для государства Российского парашюты стали рудиментом… Итак, еще пятнадцать километров после поворота и, может, километр с небольшим до центра города, где с девятнадцатого века сохранились торговые ряды, а с двадцатого большая ленинская голова на центральной площади.
Обогнув площадь и оставив справа по борту пожарную часть, машина остановилась возле ворот женского Зачатьевского монастыря. Все четверо не спеша вышли из машины. Хотелось бы отметить одну характерную деталь: за все время следования никто из них не проронил ни единого слова.
Чуть поодаль остановились два джипа, из которых вышли бравые ребята в костюмах и галстуках и принялись внимательнейшим образом осматривать местность и близстоящие строения.
– Владик, – обратилась к нему Лариса Дмитриевна, – я тебе очень благодарна, что ты не оставил Сережу и поехал с нами. У тебя замечательное сердце, и ты настоящий друг. Благослови тебя, Господь!
– Да ну что вы, тетя Лариса, это же не мешки таскать. Хотя… – он окончательно потерялся, не зная, что ответить. – Ай!.. В общем, все нормально.
– Леня, – она посмотрела на охранника, – вы с Владиком оставайтесь здесь, а меня Сережа проводит.
Так и не сумев поднять глаза, Леонид утвердительно кивнул головой.
Осенив их крестным знамением и поклонившись, она едва слышно произнесла:
– Да пребудет с вами Господь, спаситель наш! Прощайте, дорогие мои.
Взяв за руку сына, Лариса Дмитриевна неспешной, но твердой походкой направилась к открытой калитке монастыря. Подле нее они и остановились.
– Сереженька, родной мой сыночек, – она посмотрела на него глазами, полными любви, но странно, не было в них сейчас ни горечи, ни сожаления. Эти глаза смотрели ясно и открыто. – Ты уже взрослый. Ты вырос и все понимаешь. Я, как видишь, свой выбор сделала. Надеюсь, со временем ты меня простишь. Вообще знай: без прощения ничего бы не было. И нас, наверное, не было бы тоже. Ты только не грусти. Я же не умерла. Я живу, и мне так будет, наверное, легче. А у тебя не должно быть повода для грусти. Слышишь? Уныние – грех.
Лариса обняла сына, и они долго еще так стояли у ворот Зачатьевского монастыря, не обращая внимания на редких прохожих, карканье ворон и сильный порывистый осенний ветер. Такой же резкий и пронизывающий, как во дворе больницы, когда прощались Филарет с Остроголовым.
– Ты береги их всех, Сереженька, – она с нежностью гладила его мягкие волосы. – Люби сестру, отца и, конечно, же Мартышкина своего. Она у тебя очень хорошая. Я ее полюбила. А отца почитай. Он этого больше многих заслуживает… Ну что, сыночек, все? Давай прощаться?
Когда Лариса скрылась за стенами монастыря, Сергей неподвижно стоял и смотрел на калитку, которую его мать без суеты, одним движением руки закрыла за собой, и лишь абстрактному, усердно-творческому воображению не стоило б особого труда представить, что эта застывшая человеческая фигура стоит здесь уже очень и очень давно. Может, даже раньше, чем появилась на центральной площади ленинская голова или – что еще удивительнее – торговые ряды, сохранившиеся аж с девятнадцатого века.
– Дядь Лень, – обратился к охраннику Владислав, когда они остались вдвоем, – а зачем нам столько охраны? БТРа только не хватает со взводом автоматчиков. В сортир тоже будут сопровождать?
– Если потребуется, то будут, – невозмутимо ответил Леонид.
– Да-а-а, – задумчиво протянул Владислав. – Не вижу особого смысла. Если захотят, то все равно достанут. И потом, мы-то для них какой интерес можем представлять? Правда, если только нас взять в заложники…
– Сам же все понимаешь, – сказал охранник, набивая трубку табаком. – Чего тогда спрашиваешь?
– Да это я так, больше к слову. Просто мне такая жизнь не по душе.
– Зато не бомжуешь и по вокзалам не побираешься.
– Видно, у нас без крайностей никак не получается, – Владислав иронично улыбнулся, – либо бомж, либо в сортир с охраной. Когда же, наконец, что-то посередине появится?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу