Андрей Войновский - Врачеватель. Олигархическая сказка

– Это ты спроси, – Леонид усердно раскуривал трубку, – у Сережкиного отца. Да и у своего тоже.

Владислав не ответил. Он только задумчиво качал головой, глядя на неподвижно стоящего Сергея у ворот Зачатьевского монастыря.

Время шло, и становилось понятно, что Сережу уже давно пора каким-то образом выводить из оцепенения, но делать это очень осторожно и очень-очень деликатно. И дело даже не в том, что Леонид с Владиславом ясно осознавали: сам он с места не сдвинется, – но в том, что эмоционально это честное и пока еще открытое всему миру сердце могло бы просто не выдержать переживаний, лавиной свалившихся на него.

Подойдя к Сергею, Владик тихо спросил:

– Сережа, ты как? Может, пойдем? Или ты еще хочешь побыть здесь? В конце концов, мы же никуда не торопимся.

– Ну что ты со мной, как с ребенком, – услышал он в ответ тихий и на удивление спокойный голос Сергея. – Со мной все в порядке. Просто стою. Стою и думаю. Ладно, все, пойдем.

Они подошли к машине. Передняя пассажирская дверь была открыта, и Сергей как-то грузно и неуклюже опустился на порог автомобиля, сжав обе руки в кулак и опустив голову:

– Владька, скажи: ну и что мне теперь делать?

– Я не знаю, Серега. Не могу себя представить в твоей ситуации.

– А у тебя ее и не будет. У тебя «товарищи родители» из другого теста. Да и слава Богу.

– А я что, в этом виноват? – искренне удивился услышанному Влад.

– Да ты что, старик? – Сергей поднял голову и грустно улыбнулся. – Во всем виноваты обстоятельства. И все, что связано с ними. Вот так… Мне кажется, что я эту дорогу до Киржача могу проехать от начала и до конца с закрытыми глазами. Я за эти месяцы, наверное, раз двадцать мать сюда возил. Это дядя Сережа, друг отца… Ну, в смысле, Филарет… Одним словом, духовник ее сюда определил. Она же здесь месяц жила… Как послушница, что ли?

– А что, Сережа, мать окончательно решила принять постриг? – ненавязчиво встрял в беседу Леонид.

– Да, дядь Лень, да. Окончательно и в ближайшее время.

– Подожди! – встрепенулся Влад. – Так ведь по канонам, насколько знаю, нельзя. Лариску же удочерили, а она несовершеннолетняя.

– В том-то и дело, что можно. Мать с отцом, видно, договорились. Официально мы ее еще не удочерили. Поэтому можно. А так, и у игуменьи уже есть благословение епископа-смотрителя, и понятно, что отец этот монастырь приведет в порядок… Вот и получается, что всем хорошо и обоюдно выгодно. – Сергей поднялся и, достав из кармана пальто сигареты и зажигалку, закурил. – Я тебя с Федей Зямкиным знакомил? – спросил он Влада.

– Нет. А кто это?

– Это муж нашей загадочной баронессы. Клевый парень, кстати. Мой друг. Он меня к поступлению готовил, да видать микробиолог из меня хреновый. Но зато имею другой талант и куда более существенный: сын богатого человека. А это, как понимаешь, редкий дар.

– Серега, ну а чем я тогда от тебя отличаюсь? – засмеялся Влад.

– Самым главным. Ты вон уже книгу написал, да такую, что ее сразу издать решили. И отец твой, уверен, в протекции не участвовал. Я же его знаю. А мое будущее жестко определено – наследник… Слушай, Влад, что-то очень водки хочется. Ты как?

– А я только «за».

– Ну тогда вот как сделаем: мы с Федькой в подвале флигеля лабораторию оборудовали. Так вот там, старик, то ли аура какая-то особенная, но пьется, я тебе скажу, лучше, чем на свежем воздухе. Дядь Лень, – обратился он к охраннику, – ты с нами?

– Я с вами, – по-прежнему невозмутимо ответил тот. – Только сначала до дома доедем. Ладно? Хочешь, я поведу?

– Нет, спасибо, не хочу. Я в порядке.

Докурив сигарету, Сергей, огибая капот машины, неторопливо направился к водительской двери, но затем, вдруг резко обернувшись, помчался к монастырским воротам. Добежав до калитки, остановился, с силой стукнув кулаком по кирпичной стене. Слезы катились по лицу, а он и не пытался этому воспрепятствовать. Просто стоял оперевшись руками о стену и плакал. И кто знает, что в эту минуту творилось в душе Сергея? Может, смятение? Но кому позволено его за это упрекать? Да и кому вообще когда-либо было позволено кого-то осуждать за слезы? Пусть даже и мужские. Это все, наверное, она, русская осень, так действует на нас.

А поздняя русская осень, да впрочем, как и ранняя, чаще всего явление хмурое, само по себе унылое, с мокрым дождем, холодным ветром и отвратительным настроением. Круглые сутки низко висящие над головой тяжелые свинцовые тучи и давящий на тебя атмосферный столб совсем уж не способствуют положительному заряду эмоций, и, соответственно, мысли твои в эту пору далеки от того, чтобы их можно было бы назвать веселыми и беззаботными. И как ты ни старайся, но такова уж ментально-климатическая действительность умеренно-континентальной среднерусской полосы.