Владимир Сорокин - Заплыв (рассказы и повести, 1978-1981)

Пётр Иванович быстро встал, протянул короткие руки, словно пытаясь остановить ползущего.

Митя положил дымящийся пистолет на подоконник и робко подошёл к Хромому.

— Ууууээээааа… мамееечинааамооояяя… — Старик схватился за борт и, подтягивая дрожащее тело, выгнулся ещё сильнее.

— Старичок, ты что? — Пётр Иванович осторожно тронул руку Хромого. Митя наклонил раскрасневшееся лицо над выгнутой спиной и неуверенно прошептал:

— Да навылет, кажется… Счас мы…

Хромой уткнулся сморщенным лицом в пухлый живот Петра Ивановича и заплакал.

Пётр Иванович обнял его и строго кивнул сыну:

— На кухню, за ватой!

Заметив небольшую лужицу с плавными краями, медленно расплывающуюся под животом Хромого, Пётр Иванович насупил брови и молча погладил дрожащую седую голову старика. Потом протянул руку, осторожно, двумя пальцами ухватил банку и потянул.

Она — ещё тёплая — послала измученной спине прощальный поцелуй и отстала. Пётр Иванович, швырнув её на пол, осторожно снял другую. Мутная сукровица, вытекшая из второй дырки, так и не дотянулась до чёрных трусов, выбившихся из галифе, слезливо замерла, уперевшись в коричневую пуговку родинки.

Митя ногой распахнул медленно тянущуюся дверь, подбежал к отцу, протягивая клок наспех оторванной ваты. Пётр Иванович деловито отщипнул от него, скатал вату в плотный шарик и, прицелившись, ткнул в успевший ослабеть фонтанчик.

Хромой икнул и смолк.

Пётр Иванович протолкнул вату подальше, скатал новый комок и затолкал вслед первому.

Митя робко закупорил другую дырку.

Хромой пробормотал что-то, всхлипнул и вздохнул.

— Ну вот, старичок, все путём, — Пётр Иванович осмотрел ранки, ободряюще шлёпнул Хромого по согнутой шее, — до свадьбы заживёт! — И нарочито бодро тряхнул тяжёлой головой:

— Ну-ка, ну-ка, вставай, нечего разлёживаться! Ты ещё нас переживёшь, служивый… Ну-ка мы тебя… — Он крепко подхватил Хромого под мышки и кивнул сыну.

Митя тотчас взялся за ноги, неловко схватив исцарапанную деревяшку со стоптанным резиновым наконечником. Старик крепче вцепился в деревянный борт биллиарда; втроём они перевалили дряблое, сухопарое тело на пол, высвободили запутавшуюся в сетке средней лузы деревяшку и долго помогали Хромому встать.

Митя принёс ему серую косоворотку и зелёный форменный пиджак. Старик натянул их, морщась и постанывая, всхлипнул и тяжело опёрся о биллиард.

Пётр Иванович легонько шлёпнул его по плоскому, теряющемуся в широких обвислых галифе заду — рука мягко вошла в грубые полупустые складки, выпустившие облачко сонной пыли. Хромой пошатнулся, ступил шаг, другой и, медленно перетаскивая деревяшку, заковылял к двери.

Митя положил оставшуюся вату на кровяную лужицу, кровь быстро потянулась вверх, наполняя белые волокна.

— Анна уберёт, брось. — Пётр Иванович предупредительно остановил Митину руку и, повернувшись, крикнул в распахнутую дверь, где в теплом сумраке коридора шатко переваливалась зелёная спина Хромого:

— Посиди на лавке, старик, воздухом подыши!

Митя, положив острые локти на борт биллиарда и оттопырив упрямую нижнюю губу, смотрел, как кровь съедает последние пушистые островки, превращая вату в осклизлое кровяное месиво. Отец осторожно обнял его, поцеловал в ровно подстриженный висок:

— Пошли обедать.

Соня, запрокинув красивую голову, трясла над полуоткрытым ртом стакан, силясь отлепить скрюченый полумесяц разварной дольки яблока от сладкого дна, когда Пётр Иванович с Митей вошли и загремели стульями.

— Приветик! — Пётр Иванович бодро сел, неторопливо заправил выбившуюся майку в трусы.

Яблоко отклеилось и вместе с полупрозрачной лавой нерастворённого сахара поползло к Сониным губам:

— Криветик… Сколько можно ждать?

— Да там Митька старика зацепил. Навылет.

— Что, опять эти… банки?

— Умгу.

Пётр Иванович наполнил стопку, но, заметив протянутую Митей ложку, улыбнулся и осторожно плеснул в неё желтоватой настойки.

— Ну, давай. — Стопка ткнулась в дрожащую ложку и тонко зазвенела. Митя осторожно поднёс серебряный овал ко рту и покосился на отца.

— Даааавааай!

Ложка раздвинула пухлые губы и быстро опрокинулась.

Соня тихо рассмеялась и бросила комочек салфетки в стакан.

Митя шумно выдохнул, тряхнул головой, схватил пласт розовой с лиловыми подпалинами сёмги и торопливо запихнул в обожжённый рот. Пётр Иванович улыбнулся, мигнул, опрокинул стопку, подцепил коротко обрезанный скользкий белый гриб, сбил щелчком прилипшее зёрнышко укропа и, отправив в рот, беззвучно прожевал.