Владимир Сорокин - Заплыв (рассказы и повести, 1978-1981)

Горнист выразительно пожевал полными губами, лихо вскинул трубу, но Пётр Иванович, заметив это, глухо, по-медвежьи рявкнул, показав ему тугой кулачок. Горнист подобострастно кивнул и сунул трубу под мышку.

Аллею сменили густые, давно не стриженные кусты роз, облепленные бесчисленными нарывами белых бутонов. Впереди поднялась голубая триумфальная арка с толстыми колоннами, подпирающими покатый лепной портик. Она быстро росла, приближалась и вскоре, кратковременно повиснув над тележкой резным голубым потолком, осталась позади.

Дорога плавно повернула, раздвинув испуганно отпрянувшие кусты, понеслась сквозь странный смешанный лес: здесь рядом с молодыми соснами лепились старые, разросшиеся яблони и вишни, мелькали дубы, ели и шейки берёз, появлялись тёмно-зелёные клинья кипарисов, а иногда к дороге выползало большое разлапистое дерево с серой бугристой корой и огромными треугольными листьями. Весь лес стоял в высокой бело-жёлтой траве, которая не клонилась на сторону, как любая перестоявшая трава, а словно стальная щетина остервенело целилась вверх.

Вскоре впереди, в мешанине зелёного мелькнули осколки ярко-голубого, множась, быстро завоевали пространство и, вытесняя неряшливую зелень, сплавились в фасад двухэтажной дачи.

Горнист вопросительно посмотрел на Петра Ивановича, тот сухо кивнул и отвернулся. Горнист, подбоченясь, расплющил мясистые губы костяной воронкой мундштука и заиграл «Радуйтесь».

Тележка плавно обогнула большую ровную лепёшку узористой клумбы, миновала ряд гнутых зелёных скамеек и, развернувшись, остановилась у мраморной лестницы. Горнист спрыгнул, обежал тележку, осторожно поддерживая Петра Ивановича, помог ему сползти с никелированной платформы.

Бледная облупленная дверь распахнулась, в тёмном прямоугольнике вспыхнул оливковый клин, скользнул вверх, встал в дверном проёме красивым платьицем с розовой черноволосой головкой, тонкими ручками и длинными, но чуть кривыми ножками.

Горнист поднял портфель, каким-то образом свалившийся на землю, заботливо отряхнул и протянул Петру Ивановичу. Тот, не замечая, прошаркал к лестнице, выбросил вперёд растопыренную пятерню. Оливковое платье быстро спустилось вниз, правое, подбитое ватой плечико напряглось, оголённая рука беззвучно сломалась в локте, пальцы легли на пухлую ладонь Петра Ивановича:

— Здравствуй! — Узкие бескровные губы, стянувшись куриной попкой, ткнулись в потные морщины тяжёлого лба.

— Здравствуй, Соня. — Пётр Иванович ответно поцеловал жену в щёку.

Горнист вскочил на тележку, размахнулся и ударил замершего на подножке носильщика портфелем по голове. Носильщик рванул рычаг, тележка описала поспешный полукруг, вырулила на правую дорожку и понеслась в гараж.

Пётр Иванович, держась за Сонину руку, поднимался по мраморной лестнице, медленными, упорными шажками обмеривая ступеньки:

— Милая моя. Мне не двадцать один. Никак.

— Анна приготовила свинину с картошкой.

— Не двадцать один. Нет…

— Твои любимые — свинина с картошкой.

— Шесть… Семь… Восемь… Нет. Никак!

Пётр Иванович потянулся к полуоткрытой двери, но Соня опередила — бледно-розовые пальцы опоясали цилиндрик деревянной ручки:

— Пожалуйста, проходи.

Она пропустила вперёд тяжело дышавшего мужа и громко захлопнула дверь.

— Что это?

— Дверь. Раздевайся.

Пётр Иванович вздохнул, опустился на широкий, обтянутый парусиной диван. Соня присела рядом на корточки:

— Давай левую.

Пётр Иванович протянул чёрный тупоносый ботинок. Бледно-розовые пальцы быстро переплелись с мохнатыми шнурками. Ботинок долго держался за толстую бесчувственную пятку, наконец соскочил, дохнув из тёплой дыры чёрным заспанным потом. Соня запустила ногти в тугую шейку серого шерстяного носка и потянула вниз:

— Вооот так…

Толстая, исходящая паром ступня бессильно шлёпнулась на пол. Пётр Иванович пошевелил потными пальцами с крохотными полумесяцами розовых ногтей и протянул Соне правый ботинок. Стеклянная дверь столовой бесшумно отворилась, высунулась высокая Анна с загорелым, сморщенным лицом и, вытирая передником некрасивые руки, прохрипела:

— Ииите кушайте. Всё стынеть.

Пётр Иванович вопросительно посмотрел в маленькие глаза жены, старательно стаскивающей ботинок.

— Да ничего страшного, Петь. Просто выпила эту жидкость… ну… как её, — Соня стянула ботинок и на секунду задумалась, — полироль, кажется.