Владимир Сорокин - Заплыв (рассказы и повести, 1978-1981)

Кроме дивана здесь теснились шесть больших желтовато-коричневых канцелярских столов, сплошь уставленных какими-то банками, ящиками и приборами. Некоторые приборы висели на стенах, причудливо переплетаясь тусклыми шестерёнками, а один плоский механизм с щетинисто торчащими чёрными рычажками крепился прямо на грязном потолке рядом с большой розовой люстрой.

В дверь робко постучали.

Пётр Иванович упёрся своими короткими руками в потёртую кожу дивана, тяжело заворочался, вырывая непослушное тело из хрустящего, астматически выдыхающего пыль и моль чудовища, и слабо крикнул:

— Входи!

Дверь приотворилась, Анна осторожно протиснулась в комнату, быстро захлопнула за собой дверь и, не выпуская изогнутой никелированной ручки, тяжело привалилась спиной к белому облупленному косяку. Она была в новом светло-зелёном платье, смешно стягивающем её крепкую, похожую на обрубок фигуру. Поседевшие волосы Анны покрывала белёсая газовая косынка. На ногах были белые лакированные туфли, туго впившиеся новенькими ободками в пухлые широкие щиколотки. Пётр Иванович улыбнулся, медленно подошёл к раскрасневшейся, тяжело дышавшей кухарке:

— Никто не видел?

— Да… вроде.

Кухарка взглянула на него и сейчас же стыдливо опустила глаза вниз, к узловатым, нервно сцепившимся пальцам.

Пётр Иванович долго рассматривал её виновато опущенную голову, широкие мужицкие плечи и большую, ритмично вздымавшуюся грудь.

— Боялась небось?

— Да нет, што вы… не в первой ить.

Анна подняла пылающее лицо, смахнув опустившуюся на лоб моль, резиново растянула робкие, плотно прижатые к зубам губы.

Пётр Иванович что-то хмуро пробурчал, коротко размахнулся и сильно, с оттяжкой ударил её в лицо своим плотным кулачком.

Анна вскрикнула, откинувшись назад, гулко стукнулась головой о стену.

— Ооосподи, д за штож это… — Она растопырила руки и медленно осела на пол. Зелёная юбка задралась, скомкалась мелкими складками, обнажив пену новой кружевной комбинации, облепившей одутловатые старческие бёдра.

Пётр Иванович спокойно заложил руки за спину, вздохнул, приподнялся на мысках и качнул своё приземистое тело:

— Сама знаешь за что. Вставай!

Он круто повернулся и подошел к ближайшему столу. Кухарка, перебирая дрожащими руками по стене, приподняла сложенное пополам тело, заскребла непослушными, подламывающимися туфлями и, пошатываясь, встала.

— Иди сюда. — Пётр Иванович подвинул к себе высокую металлическую банку, осторожно перевернул и поставил на середину стола. Потом, низко склонившись над шарообразным прибором, чем-то мягко щёлкнул и быстро отдёрнул руку:

— Иди сюда! Оглохла?

Анна подошла, прихрамывая. Левая щека её успела припухнуть, под слезящимся глазом протёк узкий синеватый полумесяц.

Пётр Иванович строго посмотрел на неё:

— Гляди у меня! В прошлый раз я простил. В этот не жди… Ишь! Дожила дубина до пятидесяти четырёх! Простых вещей не понимает…

Анна всхлипнула.

— Не реветь у меня!! — страшно крикнул Пётр Иванович, и кухарка стихла.

— Иди ближе! Вот так… Теперь смотри внимательней.

Он бережно поднял перевёрнутую кверху дном банку и кивнул Анне:

— Смотри! Что это? Отвечай быстро!

На пыльной, желтовато коричневой поверхности стола лежали, посверкивая округлыми бочками, две небольшие капли воды.

Анна наклонилась, сощурясь, уставилась на них.

— Я говорю — быстро! Быстро! Понятно?

Кухарка судорожно глотнула и выдохнула, с готовностью:

— Стало быть, вода это. Капли. Ето.

И замолчала.

Пётр Иванович коротко хмыкнул, запрокинул голову и грустно посмотрел в потолок. Потом, не глядя на Анну, проговорил:

— А ну-ка, щёлкни по первой.

Анна, недоверчиво покосившись на него, сцепила кольцом два морщинистых пальца — большой и указательный.

— Живее!

Кухарка неловко прицелилась и щёлкнула по левой капле. Та разлетелась водяными брызгами.

— Теперь по второй.

Анна снова сцепила пальцы, улыбаясь, поднесла их к капле и щёлкнула. Капля слетела со стола и с тонким стеклянным звуком стукнулась о стену. Анна вскрикнула, но, спохватившись, испуганно зажала себе рот. Пётр Иванович нагнулся, поднял каплю и положил на стол. Она была искусно выточена из алмаза и отполирована так, что, казалось, вот-вот расползётся по столу мокрым пятном.

— Итак, один-ноль. В мою.

Шарообразный прибор, стоящий на углу стола, пискнул и приглушённо заурчал. Пётр Иванович быстро снял с него крышку, схватил кухаркину руку и сунул в узкое, исходящее паром отверстие.