Леонид Нетребо - Кокон для Стены Плача

Разрушители даже внешне все походили друг на друга: короткие стрижки, крепкие шеи, решительные взгляды — никаких прошлых авторитетов, ценностей — технических или гуманитарных. От них требовалось одно — разделить единую систему, по-технически грубо, по-человечески беспощадно. Из одного акционерного монополиста — два десятка недорослей, живое тело каждого предприятия — нескольким хозяевам. Коллективы — расчленить, ненужные части без всяких сантиментов выкинуть за борт. Время показало, что с задачей они справились.

В большой мутной воде ловилась жирная рыба.

Воплощалась прогрессивная цель — разделяйтесь и конкурируйте! Рынок сам себя отрегулирует, обогатит и… зацветет. Что думать: просто разрубили монополиста на части — конкурируйте, части! Но части тела удава не могут конкурировать друг с другом.

Ёжики исчезли так же быстро, как и появились, уступив место настоящим специалистам-работягам, которым предстояло пахать на подорванных клячах энергетики.

Побитая, униженная, обнищавшая отрасль многие годы выживала как могла. Обломки организма тянулись друг к другу, взаимовыручка и ответственность делали свое дело, коллапса удалось избежать, но сколько еще времени понадобиться, чтобы восстановить прежнюю мощь!

Вот и этот, наверное, отработал на разрухе, награжден за заслуги перед реформацией, и ныне почивает на лаврах».

Эко я разошелся в классовом порыве, промышленный писака. Маши пореже, гребец, мы на приколе, а этот потешный рогатый шкипер — всего лишь кэп с чужого корабля. (Врезал-таки для знакомства.)

Наконец, усилием моей воли, Пан директор действительно увиделся комичным. Можно начинать разговор.

На столе, как бы между прочим, на большой белой салфетке, лежал разобранный пистолет ТТ, детали которого Пан директор тщательно смазывал, иногда без надобности дул в ствол, смотрел в него как в подзорную трубу, весь кабинет в запахе смазки.

Клоунада. Всё было представлено так, что я просто застал его за этим техническим, невинным занятием, — словом, киношный ход.

Пан кивнул на стул, я сел. Он еще некоторое время возился с пистолетом. Наконец развел руками, дескать, пардон, не бросать же на полпути, вот руки уж испачкал, поэтому не подаю на пожатие.

Я долго ждал, когда он заговорит, но он продолжал свое ружейное дело. Пауза затянулась, кто кого. Не выдержал он, и начал оригинально:

— Если вы не очень хотите со мной разговаривать, то я не настаиваю.

Я встал и направился к выходу. Он привстал, на пол упали металлические запчасти, окликнул:

— Постой! Ну куда тебе бежать, всё равно ведь достану! Так что давай уж поговорим, хуже не будет. Предлагаю на «ты», — хохотнул, вытянул вперед руки, — не могу убивать человека, обращаясь на «вы». Извини, шутка такая, из бурной молодости. Кстати, — он кивнул на оружие, — у законопослушного гражданина на «шпалу» есть разрешение, если что.

Я присел на диван возле входной двери, расслабился, нога на ногу. С «грозным» всё ясно.

«Грозный» в два счета собрал пистолет, бросил его в выдвижной ящик стола, наскоро вытер руки салфеткой, нажал кнопку на телефонном аппарате, что-то буркнул.

Вошёл секретарь-кореец с подносом — всё, что нужно для обстоятельного чаепития, — поставил его на журнальный столик возле меня. Вполне логично, если бы следующим действием этого самурая был его восточный поклон в сторону гостя. Но надо признать, что и каратистский удар пяткой в нос гостю тоже вписался бы в самурайскую логику. Однако самурай-холуй, не сделав ни того, ни другого, только постоял секунду и, не получив дополнительных указаний, пошел к двери.

Если бы секретарь был секретаршей (о, сколько в этом слове!), то можно было проводить ее взглядом, любуясь ножками.

Беседы у нас не случилось (думаю, и не планировалось), был монолог. Пан директор говорил уверенно, громко и веско, как и подобает руководителю на его рабочем месте, тоном, не терпящим возражений. В то же время, было заметно, что он боялся возможных возражений от человека, которого не мог знать в полной мере, поэтому речь его порой переходила в скороговорку.

— У меня на Маринку права есть, этим от тебя отличаюсь. Моделируем ситуацию. Представил автоинспектора? А ты без «корочек». Мелочь не беру, не на того напал. Взятка — Маринка, тогда отпущу… грехи.

Он смеялся своей шутке — смех заготовленный, как сама шутка. Посмотрим, надолго ли хватит твоих талантов, драматург.

Все они, новые русские, те, кто остались живы, — битые-перебитые, психологи-сценаристы, знатоки жанра «По понятиям», завсегдатаи театра разборок. Надо отдать им должное. Знают, с чего начинать. Если противник слаб — сразу в лоб. Если «более-менее», то с «по-хорошему», потом «сколько хочешь в откат», и наконец «я хотел по-людски, но ты не понимаешь».