Леонид Нетребо - Кокон для Стены Плача

Представлял, как массаж переплывает в мягкую эротическую оргию, быстро переходящую в разнузданное порно.

Я тебя сейчас ударю для встряски, чтобы ты поверила, сука.

А вслух:

— Самец в смысле мужчина, мужественный эскулап, которому скептически настроенная женщина может довериться. Ведь доверие необходимо для лечебного эффекта.

Я, покачиваясь, выхожу к темной воде ночного моря и смотрю на светящийся противоположный берег страны Иордан, представляя себя «Серёжкой», — смотрю его глазами. Глазами энергетика, оценивающего картину: какие же там линии электропередач подходят к сооружениям, от каких понизительных подстанций, где стоят мощнейшие генераторы, какую энергию преобразуют в свет: тепловую — сгорающей нефти, падающей воды… (Под романтикой — подложка прозы. Такое у всех «специалистов», не только технических, — у каждого своя «подложка». Как стоматолог, разговаривая с человеком, невольно оценивает его зубы, а парикмахер, соответственно… и так далее.)

Красивая штука — энергетика. И мощная, страшная. (Ну вот, опять… Уродливый выход подложки из-под… Дефект картинки. Даже алкоголь не помогает нивелировать эти проклятые дефекты, мешающие просто жить и просто любоваться красотой.)

Слышу — в номере смеется Марина, разговаривает с кем-то по телефону. Мурена, Горгона, Лернейская гидра и проч.

А Сергей, между прочим, жалкие вы люди, работал… богом! Да-да, электрический диспетчер — это бог. Знайте же: то, что даёт вам свет, что крутит ваши моторы — качает воду в ваши краны, бензины в ваши авто, что освещает вам ночную дорогу, что сверкает неоновой рекламой, оживляет ваши телевизоры и компьютеры, — всё-всё-всё это в руках того самого бога, который сейчас, в непрерывном внимании и напряжении сидит за длинным столом, за пультом управления, перед огромной схемой. Устраняет аварии, отдаёт команды, руководит всей этой огненной паутиной, опутывающей город, берег, страну. Неправильный щелчок — и гаснет, умолкает, умирает целый город, который только что жил, шумел, мерцал… Правильный щелчок — и воскресает целый мир. А знаете ли вы, что такое короткое замыкание!.. Это и есть неправильный щелчок. А правильный — это… Сейчас я зайду в номер и отниму у нее телефон, и прямо с лоджии закину его в море.

Пан директор позвонил, предложил встретиться. Старался говорить спокойно — о том, что мы с ним оба в ответе за одну женщину со сложной судьбой и так далее. Я сразу согласился. Тогда он предложил на выбор местА встречи: ресторан, парк, сауна, пляж, кабина автомобиля, ипподром, обочина проселочной дороги… Далее (тон речи быстро повышался) следовала более экзотическая череда возможных мест: зоопарк, хоспис, морг, кладбище, — в этом проявилась его неуверенность, он нервничал. Я перебил, и предложил для рандэ-ву… его кабинет на «основном производстве». Он явно не ожидал такого варианта, но изобразил радость: конечно, пожалуйста, приглашаю.

Выбирая официальное логово Пана, я страховался? Наверное.

В приемной меня встретил, вернее «встретило» его секретарь. Мужчина с короткой, но вполне модельной стрижкой, — на месте, где традиционно сидит женщина. Человек средних лет, азиатского облика, худой, с жилистой шеей. Мне показалось, очки — простые стекла, не увеличивают и не удаляют. За линзами-обманками — неуловимые глаза, как фотовспышки фиксатора (в режиме «на всякий случай»): быстрые, короткие, якобы бесстрастные. Зная «охранительное» предназначение секретаря, я глянул на его ноги и руки, ожидая увидеть в ногах пружины, а в ладонях огонь. Но ничего не заметил. Нежная белая сорочка, черные строгие брюки, пистолет не спрятать.

Пан директор, восседая на директорском троне (рого-мейкер, ставший рого-носцем), на первый взгляд показался внушительным и даже грозным (мне нужно несколько минут, чтобы он стал потешным.) Крепкий, моложавый, голубоглазый, короткие черные волосы (только виски с проседью). На левой кисти руки характерный шрам, след от выжженной татуировки. (Сколько их еще под одеждой, уголовных меток?)

Я глядел на это чудо энергетической индустрии, и мои мысли, соответственно моменту, заработали на промышленной частоте, выдавая на-гора газетными, а то и плакатными слогами вполне человеческую боль и праведный гнев моих соратников по отрасли, которой отдал молодость. (Ну вот, начинается, как будто сел за клавиатуру, собравшись писать разгромную статью-заказуху.)

«…Я сразу отнес его к знакомой породе управленцев, пан-директоров и их замов, которые особенно стали востребованы в единой энергетике, когда беднягу потребовалось быстро и безжалостно раскромсать. Я называл их ёжиками (по характерным „уголовным“ стрижкам). Молодыми ёжиками в срочном порядке меняли старую гвардию руководителей — людей, выросших „с низов“, имевших эволюционные обязанности перед электростанцией, подстанцией — как перед чем-то родным, и человеческие долги перед действительно родном коллективом, плотью от плоти которого они являлись.