Леонид Нетребо - Дать негру

Хейердал привез с Байкала неизвестно где добытые открытки с видами озера и прилегающей местности, и раздарил одноклассникам. Особенным презентом классному обществу было переписанное от руки длинное стихотворение неизвестного автора, якобы по тексту которого заключенные и бродяги прошлого века сложили известную песню «Славное море — Священный Байкал». Однако одноклассники не проявили к тексту особенного интереса, и только Олег переписал стихотворение в свой «дневник-песенник». Некоторые строчки сразу запали в память и отчетливо вспоминались даже и после того, как дневник был утерян: «Шел я и в ночь — и средь белого дня; Близ городов я поглядывал зорко; Хлебом кормили крестьянки меня, Парни снабжали махоркой». И еще: «Труса достанет и нА судне вал, Смелого в бочке не тронет», «Долго я звонкие цепи носил; Худо мне было в норах Акатуя».

Самой красивой в их классе девчонке Хейердал подарил камень заковыристой формы, размером с кулак, уверяя, что это осколок того самого легендарного Шаман-камня, с которого начинается Ангара. В девчонку были «так или иначе» влюблены все мальчишки из класса, и Олег не был исключением, но той скорбной завистливой осенью все поняли бесперспективность своих надежд — именно камень Тура Хейердала пробил сердце красавицы.

Сердце красавицы, как уверяет классика, склонно к измене и перемене, как ветер мая. Но то сердце, вероятно, было исключением. Вскоре после школы, еще учась в университете, на одном курсе факультета журналистики, красавица и Хейердалал стали женой и мужем. Поначалу они работали вместе, объездили всю страну, были за границей. Когда профессия стала по-настоящему опасной, красавица, по велению мужа, устроилась на работу по месту постоянного проживания, а он ушел в военные корреспонденты. В одной из кавказских командировок, несколько лет назад, Хейердал погиб.

Но все это случилось позже.

А пока, набравшись смелости, зревшей на всем протяжении девятого класса, Олег попытался повторить подвиг школьного Хейердала, туриста-дикаря, который всегда путешествовал в одиночку, отвергая просьбы мальчишек, набивавшихся «в товарищи».

Олег даже нашел формальный повод, который оправдал бы его будущую жестокость по отношению к родителям, для которых побег сына, беспричинный и ужасный поступок кровного дитяти, мог стать сильным ударом и причиной обиды на всю оставшуюся жизнь. Этот повод состоял в том, что, несмотря на мир в семье, все же было одно действие родителей, доставлявшее Олегу страдание. Этим родительским грехом было их насилие над сыном по части музыкального воспитания.

Дело в том, что по младости лет Олег опрометчиво изъявил желание обучаться игре на аккордеоне, а когда его отдали в музыкальную школу, он понял, насколько его ожидания не совпали с реалиями, требовавшими от него ежедневных потерь — часов занятий, которые отнимались от нормальной пацанской жизни. Когда же он попытался бросить «музыкалку», ему не позволили этого сделать, причем, отказ случился в категоричной форме, несвойственной для отношений в семье. С этого момента музыкальная учеба окончательно стала пыткой, а родители своеобразными палачами.

Когда такой жесткий вывод, с палачами и жертвами, окончательно состоялся, что совпало с окончанием учебного года, Олег начал активно готовиться к побегу. Используя опыт Хейердала, он приготовил спортивную одежду и обувь, немного денег, несколько плиток шоколада и даже моток рыболовной лески с крючками, уложил все это в старый отцовский рюкзак, с которым семья ездила на дачу. И спрятал снаряжение накануне отъезда в надежном месте, в старом парке недалеко от железнодорожного вокзала, где было множество укромных ниш, порожденных старыми бордюрами, оградами, неживыми фонтанами, массивными столбами, основаниями полуразрушенных статуй — пионеры без горнов, девушки без весел, двух-трехногие олени…

Он мечтал, представляя, как уйдет вечером из дома, попрощавшись в душе с родителями, как зайдет в парк и в высоких кустах переоденется в одежду Тома Сойера (не всем же быть Турами Хейердалами), дождется ночи, и при луне отыщет товарный состав, идущий на восток. И дальше будет дорога в открытом пустом вагоне или лучше на платформе, груженной чем-то удобным для человеческого отдыха, например, досками, на которых можно лежать, глядя на звездное небо.

Дорога будет длинной и нелегкой, но если у него вдруг закончится провизия и деньги, он попросит у первых попавшихся добрых людей: дяденька-тетенька-парень-девочка, вы не подумайте плохого, я нормальный путешественник, просто оказался в затруднительном положении, вообще-то я учусь в школе, и первого сентября буду сидеть за партой и так далее, словом, «Хлебом кормили крестьянки меня, Парни снабжали махоркой»…