Леонид Нетребо - Дать негру

И все больше чудилось, что несостоявшийся Том Сойер, без вариантов, на всех весах проигрывал Туру Хейердалу. Не тот запал, не та решимость, не то воплощение. Словом — не тот полёт!

А если это так, то не было ли ее согласие жить вместе — обманом, иудиным поцелуем, «предательством наперед», или проявлением жалости, что еще хуже?

Однажды он высказал свои подозрения, на что она ответила: людей вообще невозможно сравнивать — Он не повторит тебя, хотя бы потому, что Его уже нет, а ты не повторишь Его, хотя бы потому, что тебе в таком случае нужно начинать… с Байкала!

И рассмеялась примирительно.

Да, говорила примирительно и, на словах — уравнительно, но все же ударением выделяла Его! Предательский акцент? — «Он, Его, Им!..»

И тот байкальский камень («стоун», «рок» — ее шутливые названия, которые резали ухо, вызывая мрачные ассоциации) — так и стоял в шкафу, среди книг, — как та чертова скала, навеки застрявшая в багажнике Ангары.

Почему затаённо, среди книг («буков», черт подери!), а не на виду?!..

Гнал от себя дурацкую ревность. Умом понимал: путано ответила, неточно, не то, что хотела сказать, — не обманывая, а единственно по причине того, что «мысль изреченная есть ложь».

Но запало так, как было ею сказано и им переведено.

И — как навязчивая тревога, природу которой понимаешь и даже высмеиваешь, но — не избавиться!

— Так этот поезд до Иркутска-то ведь не доходит! — Люксембург прищурилась. — Пересадку придется делать.

Олег пожал плечами:

— Сделаю! В Екатеринбурге.

К ночи все, кроме Олега, быстро уснули. Он смотрел то в оконный створ, не прикрытый занавеской, оставив узкую щелку для воздуха. Иногда мелькали оконные огни чахлых поселений, слабо освещенные шлагбаумы, тренькали акустические извещатели. Но по большей части поезд шел в темени, и тогда Олег по запаху пытался угадать изменение окружающего мира: воды, полей, густоту леса, близость жилья.

Эйнштейн спал, отвернувшись, калачиком, как мальчик, уставший притворяться большим. Люксембург, в пёстром халате, похрапывала и часто ворочалась. Жизель лежала с закинутыми за голову, как будто с устремлением вверх руками, выкинув здоровую ногу, голую и красивую, из-под жаркого одеяла. Упоминание о балете сделало свое дело. Теперь Олег видел ее летящей в воздушной пачке, не желающей приземляться или не знающей, куда, в какие руки упасть.

Вдруг девушка застонала, медленно опустив ладони к промежности, повернулась на бок и сжалась. Застонала громче. Почти закричала.

Кряхтя, слезла с полки Люксембург:

— Ты чего, Жизелька?

Женщины пошептались.

— Тяжелый случай, — вполголоса проговорила Люксембург.

— Чем-то помочь? — спросил Олег. — Может, врача поискать или таблетку у проводницы?

Жизель продолжала постанывать, значит, боль была нестерпимой. Невозможно было заподозрить эту сильную, насмешливую девчонку в притворстве, в страданиях напоказ.

Люксембург поманила Олега пальцем и кивнула на дверь. Они вышли. В пустом коридоре, держась за поручни у окна, женщина заговорила вполголоса:

— У нее это перед регулами, за пару дней до. Непреодолимая боль. Такое не редкость. Говорит, что в связи со стрессом, с дорогой, в этом месяце началось раньше.

— А что можно сделать? — Олег был обескуражен. — Обезболивающее что-нибудь?

— Да таблетку-то сейчас выпьет, но мало помогает, а лошадиную дозу нельзя. Мужчинку бы ей, лучшее лекарство, да где его ночью взять! Как в анекдоте. Хотя, когда мы в этом природном состоянии, от нас мужики с ума сходят, будь осторожен. Магнит! Ладно, не смущайся, шучу. Вот замуж выйдет, всё наладится, а сейчас перетерпит, куда деваться. Так ведь еще и выйти нужно! Замуж-то. Да не за кого попало. Девка-то хорошая. Главное, чтоб протез удался бы!

Из соседнего купе вышел чернявый усатый мужчина, хмуро кивнул в молчаливом приветствии, и пошел по коридору, на ходу щелкая зажигалкой.

— У меня фобия на них, — доверительно прошептала Люксембург. — Ладно, чего скрывать, объясню, а то ты, конечно, посмеиваешься над моими опасениями. В Узбекистане тоже бывают кавказцы. Это не одно и то же. Те против этих — как мирные колхозники против… анархических разбойников. С теми-то я быстро язык нахожу. Свои. Хотя для тебя они, думаю, на одно лицо. Меня в юности двое этих… А не тех… Нет, нет, ничего у них не получилось. Но осадок остался. В общем, считай, что это шутка…

— Я уже не знаю, где вы шутите, а где серьезно, — Олег развел руками.