Леонид Нетребо - Белый вахтёр

Все мои рассказы, эссе, повести из вышеназванной рукописи — буквально все, — в течение нескольких месяцев были россыпью опубликованы в региональных и центральных изданиях. Меня заметили, обо мне заговорили. Позже вышла моя отдельная книга «Озер голубые глаза», которая разошлась по близлежащим городам и попала там на полки всех книжных магазинов, во все библиотеки. В каждом из этих «окниженных» городов прошли достойные презентации, на которых главные редакторы местных журналов и газет подходили ко мне с бокалами и полуобъятиями: ну черкните и для нас чего-нибудь, не обижайте!.. У меня быстро появилось литературное имя. Разумеется, я понимал, что моя популярность, честнее, моя раскрутка, — один из этапов плана Буратино. Но именно об этом я старался не думать, внушая себе: тебя действительно признают, ты действительно литературный автор, настоящий писатель. Впрочем, до самогипноза дело не доходило за ненадобностью такового, потому как тщеславие имеет собственную убеждающую силу, рано или поздно перекрывающую всякие сомнения.

В это время я уже писал заказанную книгу.

Заказчик настаивал на привязке фабулы к нашей местности. Что ж, милости просим.

…Пожалуй, самый выдающийся из всей череды микрорайонов в нашем городе — новый микрорайон на холме. После того, как у «Золотого ключика» наладились настоящие дела, муниципалитет стал расширять пределы города. Так, была облагорожена одна из окраин — холмистый пустырь. Район, который вырос на этом месте, получил незамысловатое, но точное народное имя — Бугор. География Бугра была удачна для любителей панорамных красот. Ввиду существенной отдаленности этого нового района от более старых, с одной его стороны открывался шикарный вид сверху на старый город. Противоположная сторона имела свои преимущества, позволяя любоваться густым перелеском, четко ограниченным трассой, разбегающейся двумя клинками к другим городам.

Сбылась моя мечта — я получил возможность писать по ночам. Раньше такое могло случаться разве что в отпускной сезон. Что может быть лучше для творчества, чем свободная ночь — ночь, не утяжеленная заботами грядущего дня! Одна комната освобождена мне под кабинет, в котором установлен служебный компьютер. Здесь я нажимаю на бесшумные клавиши, бесшумно меряю шагами мою, ныне неприкосновенную, территорию. Иногда выхожу на кухню, чтобы вскипятить чаю, каждую чашку которого буду пить по часу, чуточными прихлебами между мыслей и строчек. Проходя через прихожую, в прозорах приоткрытых дверей, я вижу самых мне близких людей — жену и сына, спящих в своих комнатах.

Странное состояние моей творческой производительности — оно напрямую зависит от них, членов моей семьи. Когда они ходят где-то рядом, даже за плотно закрытой дверью, даже когда их совсем не слышно, — мне буквально не пишется, мне все мешает. Когда их нет дома, когда я абсолютно один (казалось бы, — вот оно желанное состояние!) — тот же результат: проходит время, мысли не идут, а те, которые все же приходят, не воплощаются в строчки (мне опять чего-то не хватает!). И только ночью, когда жена и сын спят, — когда я один и вместе с ними одновременно, — это и есть время моей наибольшей концентрации и подъема.

Каждый раз, когда я каким-то образом наблюдаю свою жену, особенно в минуты одухотворенного покоя или творческой активности, я непременно, поверхностно или глубоко — как позволяет ситуация, — вспоминаю нашу первую встречу. Возможно, в стиле поэпрозы, так как состояние, в котором меня посещает воспоминание, и есть подобное пограничье:

…Ее взгляд еще не ладит с обыденностью: возносится к вокзальным аркам, туманится… (Миражом? — эвкалиптовой бухтой в сиреневом закате, белым кораблем…)

…юг еще в ней: блестит кожа, местами подернутая серым пеплом, — только вчера здесь, на упругом и гладком, трудилось солнце, добывая соль из бисера морского электролита.

Полоска кожи, прикрытая золотым обручком — тайна. Несостоявшийся грех? его отсутствие? или?.. (Невинная белизна или порочный загар?) И кому позволено снять тривиальное золото с драгоценного перста — удивиться? смутиться? задохнуться? И существует ли он — раб? рогоносец? счастливчик? Временно ли, как приобретенная смуглость, это одиночество? Молодое, стройное, таящее уязвимость за ироничным прищуром раскосых глаз и уверенными движениями окольцованной ладони, отгоняющей наваждение (в образе звенящего комара).

Чудо растает — через час, когда объявят рейс.