Леонид Нетребо: Белый вахтёр

Вот так. Выяснилось, что «разрабатывать» предстоит вешнюю среду — соседние города. Организационные основы для этого уже имеются, создано несколько филиалов «Золотого ключика» в местностях за сто и более километров от нашего любимого города, который жаждет дальнейшего процветания. Но спрос на «замково-ключные» услуги там пока вял. Нужна идеологическая обработка, которая уже началась, и я, как меня уверили, буду важным инструментом обрабатывающего механизма.

Все мои сомнения с поспешной готовностью спрятались за мой патриотизм. В конце концов, мне не нужно совершать никакого преступления. Я лишь должен написать литературное произведение. Постараюсь, чтобы оно не было «желтым», «бульварным» и тому подобным. В нем непременно будет светлое начало, любовь… Разумеется, — добро и зло. Увы, не обойтись без плохого конца, но плохого — в сюжетном плане, а не в плане авторской позиции. Ведь победа добра, если в этом цель художественного произведения (иного я не представляю), — в сопереживании добру, в осуждении зла. Я не иду на сделку с совестью, я остаюсь самим собой.

Так я себя заранее оправдал. И согласился в принципе. Мы договорились, что я позвоню завтра, чтобы дать окончательный ответ.

— Да, — остановил меня Буратино у самой двери, когда я собрался ретироваться, — чуть не забыл. Ваша рукопись, с прекрасными рассказами и повестями, у меня. Разумеется, это будет издано книгой, и не только. Мы сами, с вашего позволения, поработаем с издательствами. Вы ничего не хотите добавить туда, к тому, что уже написали?.. — Он многозначительно посмотрел на меня, необычно для всей нашей беседы: боком, из-за очков, так, что был виден угол его глаза, в котором не было ничего бесовского — ни пламени, ни искры. Здесь мне показалось, что он действительно близорук. Захотелось подойти и крепко пожать ему руку, от всей души.

— Конечно, хочу, — сказал я. — Слова благодарности меценату, «Золотому ключику».

Он кивнул головой:

— Будем считать, что это уже и есть начало вашего окончательного ответа.

Он не переставал кривить губы, хотя то была уже не улыбка.

Он протянул мне руку и, показалось, что при этом излишне вывернул ладонь тыльной стороной вверх, как для поцелуя, поэтому мне пришлось подхватывать ее снизу и трясти с неправдоподобным усердием. Итак, я допущен к руке.

Домашние встретили меня у порога. Надо же, даже сын вышел встречать, оторвался от своего компьютера. Последнее время он подключился к Интернету и ушел в него, как мне кажется, не только с головой, но и с ногами. Жена и сын смотрели на меня с каким-то странным ожиданием. Я расшифровал толику тревожности в их взглядах по-своему (возможно, неправильно): всякий контакт с «Золотым ключиком» не мог не веять опасностью. От этой расшифровки засосало под ложечкой. Кто его знает, возможно, вот эти глаза самых близких мне людей и окажутся той упрекающей и предупреждающей картинкой из прошлого, которая будет стоять в будущем перед глазами? Но я отогнал чувства, призвав на помощь разум. В конце концов, сколько можно полагаться на подкорку? Пора взрослеть! Вывод показался мне не убедительным, но все же я успокоился и, когда наступила ночь, быстро и крепко заснул.

…Открываю глаза. Сумерки. Оглядываюсь, — я спал сидя? Оказывается, я за что-то крепко держусь, за какую-то толстую перекладину… Но почему — ногами? Наверное, потому, что руками не за что взяться. Так и есть: едва я поднимаю ищущие руки, как теряю равновесие. Явно, что это не то место, где я заснул. Изображение плывет, потом становятся понятны очертания каких-то некомнатных, точнее, неземных вещей. Вокруг колышется пространство, какое-то марево неявных предметов. Сверху — серый купол. Это небо. Блеклые предутренние небеса. Я почти на вершине высоченного дерева, голого — без листьев и даже без коры. Мои ступни безобразно обхватывают толстый сук. Как мне удается балансировать, как я не упал во сне! Кажется, мои движения, вернее, статические усилия не принадлежат разуму, они подчинены какому-то животному инстинкту, который проснулся во мне и управляет, сохраняя мне жизнь в таком нечеловеческом состоянии. Становится невыносимо жутко на этом неживом дереве, легче пасть на землю и умереть, чем терпеть унизительный страх. Сейчас я избавлюсь от унижения.

Пружинисто встаю, расправляю руки, разжимаю ступни и подаюсь грудью вперед, земное притяжение понесло меня вниз. Я умру птицей, несколько быстрых секунд у меня не будет страха, он остался на белом суку, обглоданном смертью.